– Вина?

– Я бы выпила, да, – кивнула Леля, – я вообще пью, Стас.

– Я тоже.

– Женский алкоголизм это совсем другое дело.

Он пожал плечами и налил. Вино красиво мерцало в старинном хрустале.

– Иногда я пытаюсь забыться с помощью вина.

– И как, помогает?

Леля покачала головой:

– Нет. Поэтому я, наверное, до сих пор еще и не спилась. Но все впереди.

– Это да. Конфетку? – Стас протянул ей вазу, и Леля выбрала «Невский факел». Стас улыбнулся. Он помнил, как Леля их любила, и накануне специально съездил за ними в фирменный магазин.

Она долго разглаживала фантик, а потом тщательно сложила из него маленькую лягушку. Стас вспомнил, как была у них классе в шестом мода на таких лягушек, складывали из чего попало, и подкидывали друг другу. Иногда с запиской, иногда без.

Стас поднял свой бокал:

– Ну, давай за нас, а то что мы без тостов, как алкоголики.

Леля чокнулась с ним, держа бокал за ножку:

– Знаешь, ты оказался первым, кто ко мне отнесся по-человечески.

– За девять лет?

Она кивнула.

– Я же говорю, вроде бы ни в чем не виновата, но стала не такой, как все. Будто призрак или сумасшедшая. А ты со мной как с нормальной женщиной. Хотя правы все, а не ты.

Не зная, что сказать, Стас подлил вина в бокалы, и тут в дверь постучала соседка с известием, что чайник, о котором Стас совершенно забыл, давно кипит.

Он сходил за чайником.

Леля так и сидела, болтала перед глазами бокалом и смотрела, как переливается вино.

– Если не хочешь, то не будем, – сказал он, – чайку попьем, да и все.

Они все-таки выпили, церемонно чокнувшись.

– Слушай, Лель, – вдруг вырвалось у него, – а если бы ты могла убить того гада, ты бы это сделала?

Она пожала плечами.

– Не знаю, Стас. Но не думаю, что мне стало бы легче, чем сейчас. Так я хоть сама про себя знаю, что ни в чем не виновата.

– А если бы могла ценой его жизни все остановить?

– «Если бы» не имеет значения.

– А ты никогда не думала об этом? Прости, что спрашиваю, но у меня в суде сейчас как раз дело о самообороне…

– Так смешно говоришь – у меня в суде. Как прокурор.

Стас фыркнул.

– Нет, я как раз считаю, что женщину надо оправдать.

– Это само собой. Но я бы, наверное, все равно не смогла угробить человека.

– А если бы у тебя был нож или пистолет?

– Все равно я испугалась бы. Я малодушная, Стас.

– Да ну что ты, – он погладил девушку по плечу.

Чай они так и не стали пить, переместились на диван и легли рядом поверх шерстяного покрывала, заложив руки за голову, как на пляже, и глядя в потолок. Стас сосредоточенно изучал лепнину и пытался найти какую-нибудь закономерность в отвалившихся кусочках.

– Не знаю, – вздохнула Леля, – что было бы хуже, как сейчас, или знать, что ты убийца.

– Но ты ведь только защищалась.

– Я и говорю, что малодушная. А вред… Вред он все равно нанес, пусть бы даже ничего и не успел мне повредить. Я даже не знаю, как это объяснить тебе. Вот человек – как пружина, а я будто разогнутая проволока.

– Леля, человек это человек.

– Ну, в общем, я сказала тебе, кто я. Чтобы ты понимал, что наши отношения ни к чему хорошему не приведут.

– Ты так говоришь, будто отношения это какая-то неподвластная нам отдельная сущность, но ведь ее нет. Есть только мы с тобой, и ничего больше. Никакого третьего.