— Пока точно не знаю, но он... Что с тобой, Сеня? Ты плохо себя чувствуешь?

— Да, что-то нехорошо мне, — признался Родченко.

— Господи, да ты бледный какой! Зачем же ты пошел на прогулку? Почему не сказал, что болен? Пойдем, пойдем, — заторопилась Екатерина Бенедиктовна. — Сейчас поймаю тебе такси, отправляйся домой и ложись. И непременно вызови врача. Мы с тобой уже не молоденькие, со здоровьем шутить нельзя.

Он покорно поднялся со скамейки и поплелся следом за ней к выходу из парка. Дома он сразу улегся в постель, а вечером пришлось вызывать «неотложку», которая и увезла его в больницу. Вышел из больницы Семен Федорович только через три месяца, и судьба безымянного доктора и какой-то Галины волновала его в то время меньше всего. О последнем разговоре с Екатериной Бенедиктовной он и думать забыл. Спустя еще некоторое время он снова возобновил неспешные прогулки с Анисковец, и та сама как-то сказала:

— Знаешь, Сеня, та история с врачом и его многолетней любовью все-таки закончилась трагически. Несчастная пыталась покончить с собой и детей из окна выбросила. Об этом даже газеты писали. Не знаю, как он будет дальше жить с таким грузом на совести. Сейчас я начинаю корить себя за то, что потворствовала этим отношениям. На меня тоже ложится часть вины.

— Бог с тобой, Катя, — возразил Родченко, — какая же тут может быть твоя вина?

— Но я предоставляла им квартиру, они встречались у меня.

— Если не у тебя, так в другом месте встречались бы. Не бери на себя лишнего, — пытался успокоить ее Семен Федорович.

— Нет, Сеня, — она покачала головой, — ты не понимаешь. Я очень виновата перед ней. Мне следовало быть более осмотрительной.

Но ему не хотелось говорить о чужих трагедиях. Выведенный усилиями врачей из клинической смерти, проведя три месяца в больнице и еще два месяца дома, не вставая с постели, он так испугался собственной близко подступившей кончины, что избегал разговоров на печальную тему. Поэтому он постарался сменить предмет обсуждения и задал Екатерине Бенедиктовне вопрос о чем-то совершенно постороннем. Больше они к этому не возвращались...

— Семен Федорович, мне нужно найти этого врача, — твердо сказала Настя. — И я прошу вас подумать как следует и вспомнить все, что вам говорила о нем Екатерина Бенедиктовна. Пусть вы не знаете его имени, но мне важна любая информация о нем. Вот вы обмолвились, что у него была семья, которую он не хотел оставлять. Уже что-то. Может быть, есть еще какая-нибудь информация?

— Еще Катя говорила, что этот врач — знакомый какого-то другого врача, не то его ученик, не то что-то в этом роде. Да, вспомнил! Романовская. Вам, Анастасия Павловна, это имя что-нибудь говорит?

— Певица? — осторожно спросила Настя.

Она еще училась в школе, когда на советской эстраде начала семидесятых блистала Елена Романовская, которую критики называли Тихим ангелом песни. Стройная, хрупкая, с толстой русой косой, свободно свисающей вдоль спины до самой поясницы, она нежным негромким голосом исполняла лирические песни советских композиторов, в основном о России и о простых русских женщинах.