— Гануся устроит мне за то, что не ночевал...

— Да ладно, за такие деньги-то...

— Это мне деньги, а ей-то? Надо наврать чего-нибудь...

— Наврешь, дело нехитрое...

Разговор шел на темы. Мирону непонятные или неинтересные. Про то, в каком месте лучше собирать грибы, про родственников Гануси, которые на днях будут забивать кабана и просят помочь, про производственные козни какого-то Остапчука, который спит и видит закончить службу не в Ужгороде, а хотя бы в Харькове, а еще лучше — в Киеве.

Машина плавно замедлила ход и постепенно притормозила. Внезапно Мирон даже через накрывавшую его тряпку понял, что резко изменилось освещение.

— Все, братки, приехали, вылазьте, — услышал он тот же голос, который в самом начале приказывал всем сидеть тихо, не дергаться и не разговаривать.

Мирон сделал неловкую попытку подняться, но затекшие ноги не слушались его, а помочь себе руками у него возможности не было. Его вдруг охватила почти детская надежда, что о нем забудут, оставят его в этом микроавтобусе, а потом ктонибудь его выпустит отсюда. Может быть, повезет? Он замер в своей неудобной позе, втянув голову в плечи, стараясь даже, чтобы от его дыхания не шевелилась накрывавшая его отвратительная вонючая тряпка. И тут раздался громкий, усиленный мегафоном голос:

— Выходить по одному! Оружие оставить в автобусе! Руки за голову! Стреляем на поражение.

Попались! Они попались! От радости Мирон хотел закричать, но рот его был накрепко залеплен пластырем, и ему удалось издать только тихое сдавленное мычание, которое вряд ли кто услышал. Теперь мысль о том, что о нем забудут, не заметив в темном салоне под грязной тряпкой, показалась страшной и вызывала панику. Он вдохнул поглубже, набрав в грудь побольше воздуха, и снова замычал, изо всех сил мотая головой и стараясь привлечь к себе внимание. Рядом послышались шаги, тряпку сорвали, чьи-то руки рывком вытащили его из узкого пространства между сиденьями и поставили на ноги. Мирон покачнулся, затекшие ноги плохо держали его, но стоящий рядом человек не дал ему упасть и подтолкнул к выходу из автобуса.

Мирон увидел, что микроавтобус стоит на летном поле, и узнал тот аэродром, на который прилетел две недели назад. Все пространство вокруг было залито ярким светом, и всюду стояли вооруженные люди в форме спецназа. Тех, кто выходил из автобуса, сразу заводили в стоящий неподалеку самолет. И были они уже в наручниках. К нему подошел среднего роста мужчина с высокими залысинами и серьезными глазами. Сорвав резким движением пластырь, он строго спросил:

— Имя?

— Уциев Асланбек.

— Чеченец?

— Я ингуш. То есть не совсем... я...

— Почему с пластырем и связан?

— Не знаю. Наверное, Василий боялся, что я начну кричать.

— Заложник?

— Нет, я...

— Значит, охранник? — перебил мужчина.

— Да нет же, — торопливо заговорил Мирон, боясь, что его сочтут таким же, как те, которые подчинялись Василию, — я вообще не с ними. Меня пригласили с Наташей заниматься.

— Чем заниматься?

— Математикой и физикой. Послушайте, там Наташа, она совсем беспомощна, она инвалид. Спасите ее, пожалуйста.