Я внимательно посмотрел на лукаво улыбавшегося генерала. Что-то было неправильное в его поведении. Не так себя должен вести тот, чья вина доказана огромным количеством улик. Пусть это бравада, но зачем Ушакову бравировать перед нами? Кто мы такие для него?

Нет, тут явно что-то не так. Либо в рукаве у великого инквизитора спрятан неведомый нам козырь. На что он рассчитывает, чего ждет? Конечно, я не собираюсь быть палачом, хотя при необходимости сумею переступить черту, лишив изменника жизни. Но ведь положение Ушакова серьезное, если не сказать критическое, а он шуточки отпускает, иронизирует. Странно это, очень странно. Будто играет со мной в кошки-мышки или другую игру, правила которой мне неизвестны.

За этими рассуждениями я едва не забыл о главной причине, из-за чего, собственно, и устроил штурм кабинета Ушакова. Слава богу, мне удалось опомниться.

– Я не священник и не могу отпускать грехи, но если ты скажешь, что сталось с Анной Иоанновной и где императрица находится сейчас, то этим облегчишь себе участь, господин генерал. Может, мне удастся выхлопотать тебе помилование. Жить можно и в Сибири, куда ты так опасался поехать. Это намного лучше, чем потерять голову на плахе. Ну, Андрей Иванович, не тяни кота за хвост, говори, что с Анной Иоанновной!

– Она… – Ушаков нервно сглотнул. – Если я тебе скажу, что она пребывает в полном здравии, что будешь делать, барон?

– Жива?! Так что же ты молчишь! Отвечай немедленно! – заорал я.

Только бы Ушаков не соврал. Если с Анной Иоанновной все в порядке, это существенно меняет весь расклад. Победа будет за нами. Однозначно.

Генерал-аншеф, вскинув подбородок, произнес с прежней странной ухмылкой, будто прощупывая меня:

– Целехонька императрица. Ну, так что делать зачнешь, фон Гофен?

Я ответил немедля:

– Вытащу из любой темницы, в которую ты ее засадил. Верну ей престол государства Российского. Только скажи, где она? Клянусь, я позабочусь о том, чтобы с твоей головы ни один волос не упал.

Сейчас я мог обещать ему все, включая звезду с неба. Лишь бы сказал, куда они спрятали императрицу. Наизнанку вывернусь, но спасу.

Глаза Ушакова заблестели.

– В месте надежном ее содержу. С охраной хорошей, что человеку чужому подступиться не даст.

– Значит, не смогли ее все же убить. Рука не поднялась на самодержицу! – радостно воскликнул я.

Ушаков кивнул:

– Волынский, тот, может, и сумел бы. Нраву он дикого. Да и грехов за ним поболе, чем у меня накопилось. Его когда-то Петр Великий казнить собирался, да помиловал. Потом еще в опалу попадал, чудом выкрутился. Он убил бы. А я не смог. В место тайное царицу вывез, от глаз Елизаветы Петровны подальше.

– Собирайся, Андрей Иванович. Едем за императрицей, – решительно произнес я, чувствуя в себе необыкновенный подъем жизненной силы. – Если обманул, пеняй на себя. Я не в настроении шутки шутить.

Ушаков резко встал:

– И мне не до шуток, фон Гофен. Гляди.

Он вытащил из кармана камзола свиток, протянул мне:

– Читай внимательно. Опосля поговорим. Токмо вели орлам твоим выйти ненадолго. Бумага сия зело секретная.