– И это верно. Так все же – есть ли дети у досточтимого Тагулая?

– Великая Кобылица пока не наградила меня наследником… А вот наш мудрый вождь имеет или имел… сразу двух наследников. Впрочем, как говорят некоторые злые языки, некто из народа урусов лишил одного из них жизни…

– Да-да, слышал, понимаю, скорблю… – со вздохом произнес Дажин, потом вдруг весело затараторил: – А я вот тоже решил обзавестись еще одним наследником… А что? Пусть будет при мне, пока один где-то в странах заморских. Все одно – помощь! Есть на примете у меня один малец. Хитрющий – до чертиков. Но это в нашем княжьем деле только на пользу. Кстати, могу познакомить тебя с ним. Как знать, может, через пяток-другой лет он сменит меня. Ты ведь не против, досточтимый Тагулай, а?

– Я… мне…

– Ну вот и славно, – с улыбкой произнес Дажин. И тут же повернулся к старцу-советнику и строго бросил: «Веди!» Тот с поклоном удалился.

Тагулай вновь ощутил холодную волну, бусинки холодного пота выступили на лбу. Поведение князя русов казалось очень странным. Ромеи, ненужные и странные расспросы, наследники, дети… В голове советника хана поднимается настоящая буря, однако внутри все больше крепнет ощущение, будто он – знатнейший гунн – становится участником, если не жертвой, какого-то зловещего действа.

Тем временем в княжескую палату вошел невысокий паренек, маленькая ручка до белых косточек сжимает обвитую жилами кисть старца-советника, белокурые волосы аккуратно причесаны, на теле – простая, но белоснежно-чистая льняная рубаха, на рукавах и поясе – красная славянская вязь, стремительно бегающая по кругу.

Но наметанный взгляд Тагулая тут же приметил: шаг неуверенный, глаза бегают, зыркают по сторонам, как будто здесь впервые, да и лицом простоват. Такой не может быть наследником князя урусов. Пусть и приемным.

– Ого, а вот и мой малыш! – радостно воскликнул Дажин. Руки князя заботливо привлекли к себе мальчонка. – Эх, души в нем не чаю…

Дажин наклонился к пареньку и указал на Тагулая.

– А это – досточтимый советник хана Ухтамара, вождя наших доблестных соседей гуннов…

При виде гунна мальчик вдруг замер, широко раскрытые глаза впились в Тагулая, лицо сделалось бледным, нижняя губа затряслась.

– Постой, ты что это задрожал, а? Испугался чего?

Но вместо ответа паренек лишь пролепетал:

– Они… они…

– А что они? – удивленно вскинул брови Дажин. – Обидели кого?

– Наша деревня… Они били… убивали… рвали, топтали нас конями… Тятьку, маму, всех! Мама… Ма-мааа!..

Ребенок весь задрожал, из груди вырвался вопль, слезы ручьем брызнули из глаз.

– Ой, ой, ой… Боги милостивые! – Дажин замотал головой, крепче прижал к себе плачущего ребенка. Ручейки слез срываются с подбородка и шлепают прямо на руки князю. – Горе-то какое неслыханное. И все это они, гунны?

В ответ мальчик лишь еще сильнее зашелся плачем.

– Ой… Ей… Беда-то какая. Эх!

Тагулай сдвинул брови. Что за игрище? Какая деревня? Какие тятьки, мамки? Знатный гунн решительно шагнул вперед.

– Великий князь, я…

И тут же гунн напоролся на недобрый взгляд Дажина. Двое стражников, до этого стоявшие как каменные изваяния, подались вперед, жуткие лезвия секир на длинном древке зловеще покачнулись.