Дажин ерзает на троне. В руках князя русов берестяной сверток, перехваченный шнуром, указательный палец играет разлохмаченным кончиком. Брови сдвинуты на переносице, губы шлепают в беззвучном шепоте.
Рядом с княжим троном возвышается фигура старца-советника, русые волосы с проседью собраны в аккуратные косички, на лице отчетливо проступает паутина морщин, однако в глазах – голубой задорный огонек. Дажин посмотрел на старца, во взоре едва заметной искоркой скользнула неуверенность. Тот лишь улыбнулся, успокаивающе кивнул, жилистая ладонь тронула плечо князя.
У парадного входа в зал раздались решительные шаги. Дажин скользнул взором и ухмыльнулся – Тагулай хоть и грязный степняк, но ступает уверенно в чужом княжеском тереме – как и подобает знати.
Советник хана уверенно шагает к трону властителя Русколани, начищенный до блеска каменный пол главной палаты терема князя урусов сотнями узоров убегает вперед.
– А, вот и досточтимый Тагулай, – добродушно произнес Дажин. – Мудрый советник друга Русколани – великого хана Ухтамара!
Гунн остановился в десятке шагов от трона и с достоинством поклонился.
– Вот! Письмо от дражайшего сына, – произнес князь, на вытянутой руке картинно выставив сверток бересты со шнуровкой, пальцы легонько побарабанили по краю послания. – Я его отправил по делам государственным за море, а он… удумал завернуть в некий ромейский городок. – Тагулай вдруг вскинул брови, в животе нехорошо похолодело. – И было б дело, а то так, погостить малость. Или как там?
Дажин раскрыл берестяной сверток, глаза забегали по строчкам:
– Ага… Прошу соизволения отбыть попутно в град Никею, дабы своими очами лицезреть людей веры диковинной – христиан… – Дажин оторвался от послания, в глазах вопрос. – Каково?
Тагулай слушает князя вполуха. В голове роятся сотни мыслей. Но больше – вопросов: Как? Почему? Зачем князь отправил его к ромеям? Или действительно наследник засвоевольничал… Наверное, уруские шакалы что-то подозревают? Да нет же, наверное, просто совпадение… или все-таки нет?
Советник хана вдруг содрогнулся – князь Дажин с хитроватой ухмылкой окликнул его:
– А у тебя, досточтимый советник хана Тагулай, есть ли дети?
– Нам, знатным гуннам, не с руки иметь потомство… разве что великий хан…
– Да брось ты, – добродушно махнул рукой в сторону гунна Дажин. – У каждого из вас, поди, по десятку наложниц. Ну, конечно, у того, кто не распростился с… гм, мужским достоинством. – По палате пробежал смешок. Тагулай побагровел, глаза сотнями стрел впились в заносчивого князя. Тот продолжает: – У вас таких, знаю, хватает, хватает. А так – слышал я про ваши любовные нравы-обычаи.
Он коротко хохотнул и, повернувшись к своему советнику-старцу, шутливо бросил: – Всякий раз, когда слышу про вашу любвеобильность, подумываю, отчего нам, русам, гуннами не стать?
Улыбка, как и тон княжих слов, Тагулаю все больше кажется издевкой. Глаза советника хана машинально сузились, глаза принялись бегать, как стайка жуков.
– Чтобы быть гунном, нужно им родиться, – осторожно произнес Тагулай, глаза неотрывно следят за князем. Тот держится раскованно и добродушно. Как знать, может, и вправду игривое настроение у этого князька, подумал гунн.