– Доброго вам дня, дедушка! – поздоровалась Натали, подходя к заборчику.
– И тебе всех благ, девушка! – голос у старика оказался сиплый и слабый, с присвистом. – Только какой же это день, милая, когда вечереет уже!
– Ваша правда, – кивнула Натали. – Вы Зосима?
– Я-то я, а ты кто будешь?
– Анюта.
– Из курвей, что ли?
– Не, – лениво, с растяжкой ухмыльнулась Натали, – из татей.
– О, как! – качнул головой старик. – Гостинцев принесла?
– А то!
– Тогда, заходи!
– Извините, командир, но чудес на свете не бывает! – Людвиг не дерзил, «резал правду матку».
– Что совсем? – Генриху эта правда была ни к чему. Он и сам с усам, вот только легче от этого не становится.
– Она же Черт, командир! Ее Охранка четыре года взять не может. Уходит, и все тут!
– Но в Петрограде-то ты ее вел, как миленькую.
– Так она тогда в расстроенных чувствах пребывала и возможностей наших еще не знала. Теперь не то. Ученая. Рубит хвосты и уходит.
– Твою мать!
– Это фигура речи, или вы действительно имеете в виду мою матушку?
– Людвиг, ну, какого хрена ты заедаешься? Не видишь, человек на нервах!
– А хотите, командир, я вам настроение подниму? – Людвиг не зубоскалил, не дразнил. Оставался серьезен, дальше некуда.
– Валяй! – разрешил Генрих.
– Вам немерено повезло, командир!
– Мне? – возмутился Генрих, знавший, как ему на самом деле «повезло» и чего ему это стоило. – Повезло?!
– Вас такая женщина любит, а вы, извините за мой русский, дурью маетесь!
«Ах, вот ты о чем!»
– Понимаешь, Людвиг, – Генрих вздохнул мысленно, но мгновение слабости уже миновало, – я не настолько старый, чтобы поверить в такую хрень, как любовь, но дело не в этом. Любит, не любит… Мне не нравится нынешняя ее активность. Причем сразу по нескольким совершенно не связанным между собой причинам.
– И какие первые две? – полюбопытствовал майор.
– Я не знаю, что она задумала, и это меня беспокоит. Наташа слишком опасный хищник, чтобы оставлять ее без присмотра.
– Интуиция вещь, конечно, ненадежная…
– Без предисловий!
– Полагаю, что опасаться вам нечего, командир. Пусть другие боятся!
– Звучит соблазнительно… Но ты учти, Людвиг, за ней еще один выстрел остался.
– Так и за вами тоже! Целых два!
– Я за нее беспокоюсь, – признал Генрих. – А что если влезет во что-нибудь эдакое? Тебе рассказать, сколько найдется желающих ей шею свернуть?
– Мне не надо, – поморщился Людвиг. – Это я и сам могу, и список у меня, командир, подлиннее вашего будет. Однако… Можно я по-немецки? – когда Людвиг нервничал, а случалось это крайне редко, он переходил на родной язык.
– Валяй.
– Это часть соглашения.
– Какого еще соглашения? – нахмурился Генрих.
– Брачного, я полагаю, – пожал плечами Людвиг. – Она от вас никуда не уйдет, командир, но вы должны принимать ее такой, какая она есть. Она же вас принимает!
– Она меня, черт знает, в чем подозревает, – Генрих знал правила: никогда не приближать к себе тех, кто на тебя не работает. Да, и тех держать на коротком поводке. Но одно дело знать, и совсем другое – все эти богопротивные правила соблюдать. Не машина, чай, не пражский глиняный болван! Однако, впустив Наталью в свое собственное жизненное пространство, пенять на ее осведомленность было поздно. Умная женщина. Можно сказать, талантливая. Должна заметить нестыковки и наверняка заметила.