Дальше я оценила повреждения, как могла, и потащила его. Не знаю, откуда к меня взялись силы. Очень боялась отключиться, ведь совсем недавно сама была при смерти.

Но в крови бурлил адреналин. Он растапливал вены и не давал просочиться даже намёку на беспомощность. Я делала все на автомате, будто знала, как надо и как лучше.

И вот, оставляя за собой разводы грязи, я притащила его в дом. Прямо на полу разрезала всю остальную одежду и как могла украла одеялами, вытерла. Жгуты давили на ноги…

Бросилась искать кнопку. Это важно. Он сказал, пару часов. Они помогут, они его спасут! Но кнопки все не было. А ведь он обещал, говорил, она на самом видном месте!

Я подлетела к Эрику и взмолилась, уговаривая очнуться. Указать мне, где искать ее. Должно же тут быть хоть какое-то средство связи?

Я била его по щекам и подставляла нашатырь —никакой реакции. Плохо это или хорошо, старалась не думать. Попутно успела накинуть на себя сухую одежду. Его одежду.

Знакомый аромат придавал сил, и я снова и снова до изнеможения искала тот самый сигнал, который следовало подать. Ну где же он…

Я вывернула наизнанку все, что только можно. Как в фильмах, пошла простукивать стены и полы, лихорадочно соображая, где бы он мог спрятать такой инструмент.

Он должен быть рядом, совсем близко. Эрик никогда ещё не обманывал меня. Это фактически невозможно! Но энтузиазм мерк с каждой секундой.

С каждой секундой становилось все более очевидно, что я проигрываю. В итоге я опустилась возле него на корточки, глядя, как натужно поднимается грудь.

Как бледнеет его кожа и каждый вздох даётся все сложнее. Я не могу допустить этого, не могу его отпустить. Каким бы он ни был жестоким, он единственное, что связывает меня с этим миром.

Поэтому я тянулась к нему против всякой логики. Он показал мне все краски жизни: и плохие, и хорошие. Научил чувствовать и пытаться жить, а не выживать.

С ним я познала единственное и самое яркое удовольствие. А теперь сижу рядом и отсчитываю вздохи, боясь пропустить последний. Слёзы уже давно струились по щекам. Я не замечала их.

Теперь же к горлу начал подкатывать ком. Он не давал набрать в грудь воздуха, мешая сделать вздох. Отрезая доступ кислороду.

– Эрик, ты только не сдавайся. Если есть в этом мире хоть что-то, способное держать тебя, не сдавайся! Пожалуйста! Не отдавать же лавры по операции Зету!

Я шептала и бредила, бредила и шептала. Пока взгляд не зацепился за кусок пола неподалёку. Поняла, что там что-то странное, и судорожно подползал к тому месту, гдес лёгкостью открыла тайник, подцепив доску.

Там лежал старенький и потертый телефон. Рабочий. Зашла в него в список контактов. Там было только одно имя: «Брат». Выбора у меня особо не было, поэтому я нажала вызов в надежде, что там ответят.

Холодные гудки отдавались в сердце, и я ждала. Ждала ровно до того момента, пока на том конце не взяли трубку и не воцарилась мертвая тишина.

Вот в неё-то я и прошептала:

– Мы в домике у реки. Я и Эрик. Помогите, он умирает.

Я не понял, в какой момент все изменилось. Где я допустил ошибку. Почему, после того как грудь сковала боль и мы упали в реку, я все ещё жив.