Смотрю в зеленые глаза и вспоминаю, как впервые вошла в палату и встретилась с очнувшейся матерью взглядом, а затем я увидела, как отец сжал кулаки и уперся ими в кровать рядом с хрупким телом жены, увитым медицинскими датчиками.

Оба молча глядели друг на друга и мне казалось, что это безмолвный диалог двух сердец, навеки сплетенных в одно целое.

Напряжение скопившихся дней отпускало, и я тихонечко сползала по стенке, ноги переставали держать и счастье затапливало, потому что оказалось, что самая большая радость в жизни – это близкий человек, который не ушел за грань, остался рядом…

Тогда Мит меня просто подхватил, как пушинку, и вытащил из палаты, закрыл за нами дверь и обнял мое трясущееся тело. Сильно. Почти до хруста. Делясь своей силой. Братец у меня скала. Непробиваемый и жесткий. Больной на голову, страшный и безумно коварный, но надежный и стоящий за семью горой.

Я знаю, дошли кошмарные слухи о том, как он отомстил за мать. Димитрий утопил Серебрякова и всю его бригаду в крови. Рвал всех на куски лично, долго оставляя в сознании своего главного врага…

– Что такое, Ри?

Мама смотрит с тревогой, проводит тонкими пальцами по мокрым щекам.

– Я так рада, что ты… что с тобой все в порядке…

Аврора смотрит на меня с укоризной. Как всегда великолепная и ухоженная.

– Дочка, а если правду, так горько от радости не плачут…

Вздыхаю и отвечаю правду:

– Ты знаешь ответ.

Прищуривается.

Отхожу от матери и скидываю куртку. Я и так в грязной обуви по дому прошлась и добавила работы Эльзе. Опять нагоняй получу.

Снимаю сапоги и с ногами залезаю на диван, а Аврора присаживается рядом.

– Мне плохо, мам. Очень-очень плохо…

Заглядывает мне в глаза. Пытается прижать к себе, но я не могу. Рыдания душат. Долго копилось и вот пружина, растянувшись до предела, лопнула.

– Ри! Все хорошо, успокойся, дочка, послушай меня! Дело в том… – пытается схватить меня за руку, но я отталкиваю, перебиваю:

– Нет! Мама… Ничего хорошего! Джокер не пришел за мной! Даже не позвонил. Ни разу. За все это время! А я ждала. Понимаешь?! Дни считала и верила. До последней секунды. В НЕГО верила. И сейчас! Я все еще верю! Жду! Глупо, да?!

Я не плачу. Нет. Я рыдаю, оплакиваю свою надежду, которая в эту самую секунду разлетается на мелкие кусочки и ранит, наносит страшные порезы.

Это душа моя рвется на куски и деформируется, обзаводясь уродскими шрамами предательства…

– Мэри! Ты не…

Перебиваю мать, мне нужно выговориться:

– И знаешь, что?! Тогда, летом… я гуляла по поместью, просто чтобы не думать, отвлечься от мыслей и нашла его телефон! Он его выбросил перед тем, как уйти отсюда…

– Я сделал это из предосторожности, чтобы меня не могли отследить, Маша…

Голос. Чуть хриплый, бархатистый.

Его голос. Бьет в самое сердце. Заставляет подпрыгнуть с места и обернуться. Встретиться взглядом с графитами – темными и полыхающими желанием.

Застываю.

Передо мной стоит Гринвуд. Изменившийся и все же прежний. Нет привычной кожанки и джинсов…

Элегантный мужчина в темном костюме, который облепил мощную фигуру. Волосы уложены в модельную стрижку, больше нет короткого ежика, торчащего во все стороны.