— Я тебя искал, — говорит Барецки. — У нас работа в Освенциме.

По пути в Освенцим Барецки передает Лале подробности о нескольких узниках, которых следует наказать. Эсэсовцы-конвоиры приветствуют Барецки, но тот игнорирует их. Сегодня он явно не в себе. Обычно он очень разговорчив, но сегодня кажется напряженным. Впереди Лале замечает троих заключенных, сидящих на земле спина к спине: они явно измождены и поддерживают друг друга. Заключенные поднимают глаза на Лале с Барецки, но не делают попытки пошевелиться. Не останавливаясь, Барецки выхватывает автомат и выпускает в них очередь.

Лале цепенеет, не в силах оторвать взгляда от убитых. Наконец оглядывается на уходящего Барецки и вспоминает тот первый раз, когда увидел подобное неспровоцированное нападение на беззащитных людей, в темноте справляющих нужду. Перед ним проносятся картины того первого вечера в Биркенау. Барецки быстро удаляется, и Лале боится, что очередной приступ гнева будет направлен на него. Он поспешно догоняет Барецки, но идет на некотором расстоянии от него. Барецки знает, что он рядом. Они в который раз подходят к воротам Освенцима, и Лале, подняв голову, читает слова: «ТРУД ОСВОБОЖДАЕТ». Он молча чертыхается. Не важно, пусть Бог слушает.

Лале заходит в администрацию для получения инструкций. Погода постепенно улучшается. Целую неделю не было снега. Войдя в контору, он обегает глазами комнату: проверяет, на месте ли Гита. Вот она, по-прежнему сидит рядом с Силкой. Девушки очень подружились, и Дана с Иваной полностью приняли Силку в свой маленький кружок. В ответ на его привычное подмигивание девушки сдержанно улыбаются. Он подходит к польской сотруднице за стойкой:

— С добрым утром, Белла. Сегодня чудесный день.

— С добрым утром, Лале, — откликается Белла. — У меня для тебя работа. Велели передать, что сегодня перед всеми номерами ты должен ставить букву Z.

Лале опускает глаза на список номеров, и действительно, перед каждым стоит буква Z.

— Ты знаешь, что это означает?

— Нет, Лале, мне ничего не говорят. Ты знаешь больше моего. Я лишь выполняю инструкции.

— Как и я, Белла. Спасибо, еще увидимся.

Держа в руке инструкции, Лале идет к двери.

— Лале! — окликает Белла, и он оборачивается. — Ты ничего не забыл? — спрашивает она, кивая в сторону Гиты.

Улыбнувшись ей, он поворачивается к Гите и выразительно приподнимает брови. Некоторые девушки прижимают ладонь ко рту, исподтишка наблюдая за эсэсовцем, который надзирает за их работой.

Снаружи у здания Лале ожидает Леон, и по пути на рабочее место Лале передает задание напарнику. Поблизости из машин выгружают людей, и два товарища не сразу отдают себе отчет в том, что из грузовиков вылезают с посторонней помощью дети, а также пожилые люди обоего пола. До этого в Биркенау не было детей.

— Не станем же мы клеймить детей, — говорит Леон. — Я за такое не возьмусь.

— Вот идет Барецки. Он скажет, что делать. Молчи.

Широким шагом к ним подходит Барецки:

— Вижу, Татуировщик, ты заметил сегодня кое-что новенькое. Это ваши новые соседи. С этого дня вам придется иметь с ними много общего, так что будьте с ними поласковей. Их намного больше, чем вас. Чертовски много! — (Лале ничего не говорит.) — Они отбросы Европы, даже хуже вас. Это цыгане, и по неизвестным мне причинам фюрер решил, что они будут жить здесь, с вами. Что скажешь на это, Татуировщик?