Последняя неделя была непростой, но крайне познавательной. Всего за несколько дней плотного общения с жрецами и драконами Камаледдин узнал столько всего нового, что можно было лишь искренне недоумевать, как раньше он обходился без этих знаний.

В те долгие часы, когда Ульяна занималась с Эльбой, Збавелием или Ронэлией, Камаледдин общался с Серассаном, Добронином и никогда не отказывался выслушать не всегда понятные с первого раза, но неизменно нравоучительные замечания Главы Дома Шторма. В душе эфенди был бесконечно благодарен Дариатте за эти бесценные часы общения с опытными и мудрыми союзниками. И пускай повод для этого понадобился достаточно жестокий, но особым, тайным чувством бывалого воина Камаледдин верил, что победа в этой жестокой схватке с адептами смерти будет за ними.

Иначе просто и быть не могло.

И если по вечерам он ворчал на свою маленькую жрицу, буквально заставляя спать, а не тратить силы на бесконечные тренировки, то по ночам и особенно ранним утром не мог налюбоваться на свою маленькую спящую Молнию. Хрупкую, нежную, обманчиво беспомощную…

Вынужденная задержка с брачной церемонией не радовала и его, но тем слаще было осознавать, что победа ознаменуется не только всеобщим ликованием, но и долгожданным супружеством.

Вот и сегодня не удержался обычно суровый эфенди от того, чтобы не насладиться видом спящей невесты. Ночью сквозь сон он ощущал ее бодрствование и тревогу, но не стал ворчать, прекрасно понимая все сомнения жрицы третьего ранга. На то он ей и был дан, чтобы не отсиживаться за спинами, а стоять рядом на передовой. Слишком умна и проницательна, чтобы доверять не проверяя. С ценным багажом личного опыта и прожитых лет… По числу не слишком больших, но по насыщенности богаче, чем у многих.

– Ты сейчас дырку во мне просверлишь, – сонно проворчало его сокровище и уткнулось носом в плечо. – Не смотри на меня так…

– Как? – удивился демон.

– С трогательным умилением, – фыркнула капризуля и только после этого открыла глаза. – Ты становишься сам на себя не похож.

– А так похож? – Камаледдин хмуро насупился.

– Уже достовернее. – Уля неприлично хрюкнула, явно подавляя смех.

Прищурилась, придирчиво всматриваясь в безучастное лицо, а затем нагло заявила:

– Нет, не верю. Пора тебе на курсы актерского мастерства, дорогой. Слишком добрые глаза.

– Скажешь тоже! – воскликнул эфенди, не удержав искреннего возмущения. – Да мои глаза – самые суровые в ханстве!

– Да-да-да… – явно насмехаясь и подначивая, закивала несносная девчонка. – И глаза суровые, и брови грозные, и линия скул мужественная, и подбородок безупречно твердый. А уж оскал какой зверский! Просто ух! Сразу за душу берет! Ай! Эй! Не куса-а-ай! Ками-и-и! Я сказала за душу, а не за… у-у-у!

Хохоча и отбиваясь подушкой от вошедшего во вкус демона, Ульяна в конце концов упала с кровати.

– У-у-у! – протянула обиженно с пола.

– А? – Подавшись ближе, эфенди свесился с края и участливо уточнил: – Больно?

В ответ она бросила на него убийственный взгляд. Наверняка добила бы чем-нибудь потяжелее и поматериальнее, но дверь спальни с грохотом распахнулась и на пороге появилась бледная Ронэлия, с трудом удерживающая трясущейся рукой разодранную и окровавленную в районе плеча ночную рубашку.