— Этот ублюдок нас вовсе за дураков держит?! — рявкнул Ваше Сиятельство.

— Или этот мерзавец не знает, что мы теперь — против него? — .осведомился Гоблин.

— А с чего ему думать, что мы его подозреваем? Он же такого высокого мнения о своих мозгах…

— По-моему, смешно, — сказал Бадья, — Хотел нас надуть, да собственной задницей в пращу зарядился. И лучше того: не сможет высвободиться, если только мы для него эту пращу не раскрутим.

— Гоблин, что там Одноглазый затевает? — спросил я.

Одноглазый вместе с Лофтусом возился с одной из баллист.

Под ногами у них были разбросаны тряпки, а на ложе баллисты было водружено страшенное черное копье.

— Не знаю.

Я оглянулся на ближайшие ворота. Дозорные нары оттуда могли видеть нас. И Могаба, если я заявлю, что помощи мы послать не в состоянии, уличит меня во лжи.

— Кто-нибудь может придумать причину, почему нам следует помочь Могабе? — спросил я.

Чтобы удержать наш участок, у меня, помимо Старой команды, имелись шесть сотен таглиосских легионеров, остатки дивизиона Госпожи. Да еще неизвестное, по причине постоянной текучести состава, количество освобожденных рабов, бывших военнопленных и наиболее амбициозных из джайкури.

Все отвечали отрицательно. Помогать Могабе не желал никто. Приблизившись к машинам, я спросил:

— А как насчет — сделать это ради спасения собственных задниц? Если Могабу стопчут, то мы останемся один на один со всеми уцелевшими тенеземцами. — Я оглянулся на ворота. — К тому же вон те ребята видят все, что мы тут делаем.

Гоблин проследил за моим взглядом и встряхнул головой, разгоняя хмель.

— Подумать надо.

К этому моменту я добрался до Одноглазого.

— Что это тут у тебя?

— Да так, пустячок. Смастерил в свободное время.

Одноглазый с гордостью указал на копье:

— Выглядит страшновато.

Приятно уже то, что он сделал нечто полезное, не дожидаясь особых распоряжений.

Одноглазый начал с того, что раздобыл где-то жердь черного дерева и посвятил ей многие часы работы. Древко было испещрено ужасными миниатюрными изображениями и надписями на неизвестном мне языке. Навершье было так же черно, как и древко, — его изготовили из вороненой стали, затем на нем были искусно вытравлены серебряные руны. Древко было даже слегка раскрашено — но настолько слегка, что этого почти не было заметно.

— Что ж, неплохо.

— Неплохо?! О невежда! Взирай!

Он указал нам с Лофтусом на равнину.

Отряд Тенекрута, прореженный до полного ничтожества, сопровождаемый роем багровых искр и насмешливым вороньим граем, был уже совсем недалеко от стен.

— А тут — и мой Тенекрутобой тебя, ублюдка, поджидает! — захихикал Одноглазый.

Затем он издал пронзительный вой — здорово, видать, нагрузился пивом, — и заорал:

— Ничто сущее не могло остановить его в ленивый послеполуденный час! Но теперь… Стреляй же, Лофтус! Копье не задержится в воздухе и на пять секунд! И больше у него не будет времени на то, чтобы постичь приближающееся и развеять заклятья, препятствующие отклонению моего копья от его дели! Лофтус, брат мой, готовься вырезать на древке изображение в память сей великой победы!