— Неправильностей?

От неожиданности я вздрогнул и обернулся. В комнате, словно из-под земли, возник Одноглазый. Занавесь, скрывавшая половину комнаты, еще колыхалась.

— Чего?

— Что за «неправильности» ты имел в виду?

Сосредоточившись, я понял, что не знаю, что имел в виду.

— Не знаю, — Я покачал головой. — Ускользнуло… Где я? То есть когда?

Ворчун обменялся с ведунами многозначительными взглядами и спросил:

— Ты помнишь Роковой перелесок?

— Еще бы! — Меня снова пронзило холодом, и тут я понял, в чем соль: никаких воспоминаний о посещении этой комнаты раньше у меня нет, хотя должны быть.

Значит, я все еще во вчерашнем дне. Только не столь отдаленном — ведь от Деджагора меня отделяют годы…

Тогда я попытался вспомнить будущее.

И вспомнил слишком много. Воспоминания заставили застонать.

— Может, его еще поводить? — предложил Гоблин.

Я покачал головой:

— Нет, я в порядке. Давайте подумаем. Сколько времени прошло между этим приступом и предыдущим? И сколько — с тех пор, как мы вернулись из перелеска?

— Вернулся ты три дня назад, — сообщил Костоправ. — Я велел тебе отвести пленных во дворец. Ты их повел — и потерял Тенеплета по пути, при обстоятельствах столь загадочных, что я приказал всем принадлежащим к Отряду соблюдать особую бдительность.

— Да стар он был, — сказал Одноглазый. — Просто помер с перепугу. Никаких загадок.

Головная боль не проходила. Я помнил те события, но — столь же смутно, как и все, происходившее незадолго до прежних припадков. — Я почти не помню, что там было.

— Краснорукий Обманник был доставлен в полном порядке. Тем же вечером мы собирались его допрашивать. Но ты, вернувшись к себе и едва переступив порог, рухнул. Твоя теща, дядя, жена и шурин — все четверо на этом согласились. Наверное, в первый и последний раз.

— Может быть. Старуха — вылитый Одноглазый. Противоречит ради самого противоречия.

— Э, Щенок…

— Заткнись, — оборвал Одноглазого Костоправ. — Словом, ты просто упал и окаменел. С женой твоей случилась истерика, а шурин прибежал ко мне. Мы забрали тебя сюда, чтобы не шибко волновать твое семейство.

Волновать?! Да эта бражка и слова-то такого не знает! Кроме того, я лично считал «своим семейством» только Сари.

— Открой-ка рот, Мурген. — С этими словами Гоблин повернул мою голову к свету и заглянул в глотку. — Повреждений нет.

Я знал, о чем они думали. О падучей. Я и сам так считал, и расспрашивал о ней всех, кого мог, но ни один эпилептик до меня не уносился в прошлое во время припадка. Да еще в такое, которое слегка отличается от того, что уже прожито мною.

— Говорю же: не болезнь это! — рявкнул Костоправ, — Когда ты наконец найдешь ответ, он целиком будет в твоей епархии, а ты почувствуешь себя дураком оттого, что не заметил этого раньше!

— Если есть что искать, найдем, — посулил Одноглазый.

Это заставило меня подумать, что там у него еще имеется в загашнике. Затем я понял, что уже должен бы знать, поскольку они вскоре скажут, однако не мог ясно вспомнить эту часть будущего. Она ускользала.

Иногда страшновато быть мной…

— Тот, безголовый, снова был там? — спросил Костоправ.