И тут к нему подбежали. Маркел был в шаманской шапке, но всё равно его сразу узнали, один из стрельцов удивлённо спросил:

– Царский гонец, ты, что ли?!

Маркел утвердительно кивнул.

– А что это ты привёз? А все остальные где? – спросил второй стрелец.

Маркел не ответил. Тогда первый шагнул было к нартам, но Маркел тут же прикрикнул:

– Не тронь! Это царёво дело!

Стрелец отступил. Маркел спросил:

– Где воевода?

Но теперь уже стрельцы молчали. Маркел опять спросил:

– А Змеев?

Они снова не ответили. Тут к ним подошли ещё стрельцы из крепости, а с ними сам Савва Клюв, полусотенный стрелецкий голова, на которого Волынский оставлял Берёзов.

– Савва, – сказал ему Маркел. – Никому к нартам не лезть! Не приведи господь тебе недосмотреть!..

И зашатался, и закрыл глаза. И дальше ничего не помнил – заснул.

Проснулся он уже под вечер. Он лежал на широкой лежанке, в тепле, в чистом исподнем. В окне было ещё светло, а в горенке было уже сумрачно, в углу горела лучина. За стеной шептались.

– Савва! – позвал Маркел.

Вошёл Савва, сел при изголовье. Маркел строго спросил:

– Где мои нарты?

– Здесь, – сказал Сава, – за дверью. Чуть дотащили такой вес!

Маркел помолчал, подумал и спросил:

– Чего это вдруг так?

– А как ещё! – сказал Савва. – Наш Фрол как увидел, так сразу сказал: это Баба, надо её покрепче, под замок! А разве нет?

Маркел молчал. Савва взял со столика калач и шкалик, и подал Маркелу. Маркел шкалик отстранил, а калач взял, куснул раз-другой, задумался.

– Страшно было? – спросил Савва.

– Трудно было, – ответил Маркел. И уже сам спросил: – А воевода где?

– Пошёл на Казым, – ответил Савва. – Птица от него была такая.

– А… – начал было Маркел, но вспомнил убитого Сенгепа, его слова про разбежавшихся врагов и осёкся. Нет, подумал, это бесовство, у Волынского всё будет складно.

А Савва сказал:

– Лёгкая она какая-то для золотой.

– Бесовское золото, оно всегда такое, – ответил Маркел. – Поначалу наши тоже удивлялись.

– А после? – спросил Савва.

– Не могу рассказывать, – сказал Маркел. – Дал слово! Да и спешу я очень сильно. Поэтому дальше вот так: завтра с утра дашь мне стрельцов, с десяток, дашь собак, самых лучших, запасы. Да, и выправь подорожную. А пока что дай ещё поспать!

Савва поклонился, вышел. Маркел лежал, покусывал калач, думал о разном. Больше всего думалось про Бабу, почему она его не убила. А ведь могла много раз! Особенно в конце, когда самоеды его подстрелили и бросили, а могли взять и отнести в костёр! Но вот вдруг не отнесли, и слава богу, конечно, но и Баба тоже могла всякое – могла им тогда нашептать, и они взяли бы его, и отнесли, и положили бы рядом с Ермолой! И он лежал бы и дымил, от шубы всегда много дыма. А она бы что? Её тогда разве ремни удержали, если бы она хотела вырваться?! Вот именно! А почему тогда сейчас не вырывается? Или правду говорил Ермола, что чем она дальше от своей пещеры, тем в ней силы меньше остаётся? А что! Вполне такое может быть. И тогда что она сейчас? Маркел затаился, прислушался…

И услышал её тихий голос. Она что-то пела. Пела очень тихо. Но он же слышит! Через стену! И Ермола её слышал! А другие что, разве не слышат? Или тоже слышат, но боятся подходить?