– Мне нужны самые лучшие прокладки.

Коробейник принялся нахваливать товар:

– Все импортные хорошие, на липучках. Вам какие, с «крылышками»?

Я отрицательно помотала головой. Трусишки, которые продавались в аптеке, оказались совсем крохотные, и «крылышки» оставалось только приклеивать к животу мопса.

– Ночные или дневные? – не успокаивался подросток.

Я только вздохнула. Ну до чего меняется мир! Лет десять тому назад этот мальчик покраснел бы как рак, наткнувшись в аптеке глазами на «гигиенический» пакет. А сейчас вовсю рекламирует мне товар, рассказывая о толщине, всасывающей способности и изумительной мягкости «Олвейс-ультра». Интересно, как он отреагирует, когда сообщу, что данный предмет нужен Аде?

– Найдите какие поменьше, для моей собачки…

Коробейник и глазом не моргнул. Ткнув красным пальцем в зеленую коробку, он сообщил:

– Для сучек берут «Диана нова», а щеночков завести не хотите?

Купив упаковку, я понеслась домой, поглядывая на часы. Слава богу, в квартире пока никого не оказалось. В коридоре на полу повсюду валялись клочья разноцветной бумаги, а Муля и Рейчел не вышли встречать нас с Адой. Недоумевая, я стала поднимать обрывки и тут же поняла, что случилось. Оставшись вдвоем, Муля и Рейчел залезли в брошенную сумку, вытащили упаковку замороженных котлет и, не слишком мучаясь, сожрали аппетитные «Богатырские».

– Ну погодите, – пообещала я, снова натягивая куртку, – вернусь, мало не покажется.

Вскоре в кастрюльке кипела вода. Господи, а еще различные журналы спорят, что провозгласить едой столетия. Ну конечно же, сосиски! И поставить памятник тому мяснику, который первым придумал набить бараньи кишки фаршем. Как просто, зашвырнул в воду – и готово!

Минут через десять в коридоре раздались голоса, и Сережка быстрым шагом влетел в кухню.

– Привет, Лампадель! Кусать есть чего-нибудь?

– А как же, – успокоила я, – садитесь.

Юля, Кирюшка и Сережа быстро плюхнулись на стулья. Я спросила:

– Кому сколько вкусных сосисочек? – и открыла крышку.

– Четыре! – крикнул старшенький.

– Пять! – быстро добавил младшенький.

– Не жадничайте, – велела Юля, – по три хватит, обжоры. Ну, Лампочка, миленькая, давай скорей!

Но я просто потеряла способность двигаться. В кипящей ключом воде болталось нечто невообразимое, больше всего напоминающее куски перекрученного серпантина, только сделанного не из бумаги, а из колбасного фарша. Подцепив изогнутую ленту вилкой, я вытащила ее наружу.

– Это чегой-то такое? – в изумлении уставился на бывшую сосиску Сережка.

Я молчала. Кирюшка ловко сдернул «змею», кусанул и доложил:

– А ничего, вполне съедобно, только вид страхолюдный.

Юля напряженно хихикнула:

– Не беда, съедим и такие, садись, Лампочка.

– Да уж, – бормотал Сережка, – тебе, Лампа, следует вручить орден повара «Обе руки левые».

Я почувствовала, как слезы подступают к глазам, и быстренько выскочила в ванную. Не хватало только расплакаться у них на глазах. Закрыв дверь на щеколду, я уткнула лицо в чей-то халат и вдруг услышала вдалеке Юлин голос:

– Тебе, Сережка, язык узлом завязать надо, видишь же, что Лампа ничего не умеет, и смеешься над ней. Ну, переварила сосиски, с кем не бывает? Ее надо ободрить, похвалить, а не ехидничать. Себя вспомни!