Джинни вцепилась в конскую гриву, молясь, чтобы лошадь не свалилась с узкой тропы в пропасть. Ей удалось успокоить лошадь и заставить ее попятиться, но, судя по прижатым ушам, животное все еще испытывало сильный страх. Итальянец хотел было поймать уздечку и помочь Джинни, но тут прогремел второй выстрел, еще ближе первого. Джинни нашла взглядом командира группы, махнувшего рукой: мол, возвращаемся назад. В следующее мгновение Энцо упал на шею своего коня: пуля угодила ему в затылок. Фонтаном хлынула кровь. Джинни поняла, что он убит.

Один из немцев схватил лошадь убитого под уздцы и повел отряд обратно, вниз. Больше стрельбы не было, Энцо стал первой жертвой среди сотрудников лагеря почти за год. Отряд двигался без передышки до самого лагеря. Там кто-то из мужчин стянул безжизненное тело Энцо на землю. Джинни всю обратную дорогу не давала ему выпасть из седла. Его внезапная смерть повергла всех в шок.

Вскоре все собрались в палатке Руперта, чтобы обсудить меры безопасности, которые было необходимо принять перед наступлением ночи. Преследования на обратном пути как будто не было, поэтому большинство склонялось к мнению, что в беднягу угодила шальная пуля. Завернутое в брезент тело погрузили в кузов пикапа; его предстояло доставить в город, оттуда Красный Крест должен был отправить его в Италию.

Руперт предупредил всех о необходимости утроить бдительность и поручил мужчинам по очереди нести караул. Местные власти, оповещенные по рации, обязались прислать полицейских. Весь лагерь напрягся, хотя Джинни и все остальные старались успокоить женщин и детей. Атмосфера изменилась мгновенно: недавняя уверенность сменилась крайней настороженностью и страхом. До Джинни только теперь дошло, насколько опасна их работа: связанные с ней риски требовали самого серьезного отношения.

Руперт снова позвал Джинни к себе в палатку. Он с мрачным видом сидел за своим самодельным столом.

– На следующей неделе я отправляю тебя и некоторых других женщин по домам. Мне только что доложили, что вчера вечером в нескольких милях отсюда орудовал еще один снайпер.

Джинни знала, что ее сменит мужчина. Руперт из сил выбивался, чтобы защитить их всех, умея при необходимости действовать эффективно и очень профессионально.

– Так мне будет легче. Ты провела здесь два с половиной месяца, это почти весь положенный срок командировки. Хватит, ты свое отработала.

В эти два месяца, не в последнюю очередь усилиями Джинни, лагерь работал, как часы.

– Я бы лучше осталась, – тихо возразила Джинни. – Мы просто отменим поездки в горы. – Повстанцы и бойцы оппозиции редко выбирались из пещер и спускались вниз.

– Знаю я тебя. Не сомневался, что ты так скажешь. Нет, тебе пора домой, – твердо сказал Руперт, и она поняла, что спорить бесполезно. Решение было принято.

Поблагодарив его, она ушла. Порядки в лагере отчасти смахивали на армейские: делай то, что тебе говорят. Руперт командовал лагерем по-военному. В нем проснулся отставной офицер, привыкший, чтобы ему повиновались. У себя в палатке Джинни сказала женщинам, что их отправляют домой. Мужчин он оставлял, а женщин торопился убрать – по возможности всех. Если бы они остались, он бы лишился покоя и не смог бы правильно выполнять свои обязанности. Женщинам ее сообщение принесло облегчение. Желание остаться высказала одна Джинни; если бы Руперт ей позволил, она бы не уехала.