Через полминуты большая комната опустела. Иоанн Антонович прошел в кабинет, громко распорядившись:
— Генерала Силина ко мне немедленно!
Глава 6
Санкт-Петербург
Подполковник лейб-гвардии Измайловского полка
Генерал-аншеф и сенатор Василий Суворов
после полудня 6 июля 1764 года
— Не знаю, Василий Иванович, что и сказать тебе. Беседовал я с Иоанном Антоновичем больше часа, до сих пор отойти от разговора не могу, все размышляю и думаю над ним.
— Каков из себя государь, Алексей Алексеевич, что ты так встревожился. С рассудком в порядке ли у него, ведь восемь лет в Шлиссельбурге в подземелье отсидел, общаясь только с охраной?
— Да у него рассудительности за нас двоих с тобою с избытком хватит, Василий Иванович. Предложение мое о женитьбе на Екатерине Алексеевне отмел сразу в словах резких, крайне неодобрительных. Обвиняет он «матушку-царицу» в прямом подстрекательстве к умерщвлению Петра Федоровича, и доводы такие привел, что начнись следствие по этому делу, доказательства быстро найдутся. Вот скажи, ты знаешь, что за два дня до событий в Ропше туда отправился по высочайшему приказу лейб-медик Поульсен с набором хирургических инструментов для вскрытия тела и снадобьями для его бальзамирования. За два дня до случившегося…
— Если это не навет, то могу тебе сказать одно — сведения такие идут из очень близкого окружения императрицы, — Василий Иванович нахмурился, слишком много лет он занимался делами Тайной Канцелярии, чтобы моментально осознать всю убийственность для Екатерины Алексеевны такой информации, всплыви она в свете. А то, что она вскоре будет оглашена «безымянным узником» сомнений сейчас не оставалось.
— И это еще не все, я тебе как генерал-прокурор Сената скажу. Иоанн Антонович мне предъявил доказательства, что граф Никита Панин тайно готовил его убийство в каземате, а разрешение на то под собственной подписью сама царица дала. По отдельности те доказательства ничего не стоят, но собранные воедино ужасающи для нас в первую очередь, а для Екатерины Алексеевны приговором послужат, — Вяземский в явном расстройстве поджал губы, глаза потускнели — за время своего короткого путешествия в Шлиссельбург он явно изменился.
— Документы сии у него на руках и будут вскоре озвучены в его манифесте к Сенату, всему русскому дворянству, Священному Синоду и православной церкви, нашему народу…
Василий Иванович окаменел — если эта угроза осуществится в самые ближайшие дни, то их всех, поддержавших Екатерину Алексеевну в ее притязаниях на трон, ждет в самом скором времени плаха. Вот потому Вяземский и хмур — он уже ощутил, куда может зайти противостояние двух венценосных особ, и чем оно может закончиться. И возможно, сейчас Александр Алексеевич подумывает, как бы ему самому переметнуться на сторону царя Иоанна Антоновича — потому что созыв Земского Собора, а на то намекали слова, будет однозначно в его пользу.
— В столице подметные письма каждый день изымаем, расходятся как пламя по сухому снопу соломы. Из Шлиссельбурга на барках прибывают, купеческие приказчики по городу разносят, — глухо произнес Василий Иванович, и стиснул пальцы в кулаки.