— И ты прятал от меня это?! Жадный, жестокий человек… — театрально вздыхает она.

Критично осматривает плед. — Не помешает парочка подушек… — сама себе бормочет она и снова исчезает в темноте.

Мне тоже нужно переодеться в сухое. В темноте ничего не разобрать. Содержимое сумки перекочевывает на кровать. Выбрав лонгслив и тонкие домашние брюки, я откладываю их в сторону и стягиваю мокрую одежду.

— Кхм… — прокашливается за спиной Алиса. — У меня сейчас глаза лопнут от твоего загорелого великолепия! Надеюсь, это не тактический ход по взятию моей крепости?

— А что — могло сработать? — отшучиваюсь я, притормаживая.

— Конечно — нет! — гордо фыркает она, и, немного сбавив пафос: — Но… ты оденься на всякий…

Расположившись перед камином, сооружаю еще по бокалу коктейлей.

— Ото льда воздержимся?

Алиса утвердительно кивает, облокачиваясь спиной на подушку и вытягивая ноги к огню. Мы молча пьем коктейли. По телу разливается тепло, голова кружится от ее близости и накатывающих воспоминаний о наших поцелуях. Иногда мы сталкиваемся взглядами, в лицо бросается кровь, разогревая мои щеки еще сильнее, да и ее тоже, судя по яркому румянцу на лице. Все во мне требует действовать — не отпускать ее взгляд, говорить что-нибудь сладкое и горячее, прикасаться… целовать… стать этим огнем, к которому тянутся периодически ее руки. Распять ее на этом чертовом покрывале и любить так, чтобы…

Но я только закрываю глаза и отвожу взгляд, просто купаясь в своих новых ощущениях и пытаясь разобраться в себе. И в какой-то момент становится невыносимым находиться в этом промежуточном состоянии. Ни ближе, ни дальше. Дальше — нет, такого расклада я больше не хочу. Ближе? Очевидно, что ее это напрягает. Тело реагирует, да. Но…

И к концу второго бокала мне срывает башню. Я отпускаю себя, оставляя попытки анализировать — надо-не надо, хочет-не хочет, что потом… И первый раз в жизни запрещаю себе думать.

Алиса задумчиво смотрит на огонь, обняв колени. Разглядываю ее профиль.

— Алиса… — пытаюсь распробовать ее имя, открывая что-то новое внутри себя, то, что было всегда заперто. И это что-то топит меня, возвращая в сон, когда произносить ее имя было для меня гораздо горячее и интимнее, чем любой секс. Голос хрипнет и гаснет от переизбытка этих ощущений. Она медленно поднимает на меня взгляд, и мы зависаем.

— Беда… — ее губы трогает болезненная улыбка.

— Что?.. — шепчу в непонимании. Руки живут своей жизнью, и я дотягиваюсь рукой до ее нежного лица, глажу костяшками пальцев по горящей щеке.

— Ты никто мне, Макс, а я с тобой ЭТО, — прижимает одну руку к груди, вторую к низу живота, пытаясь объяснить, — чувствую! У нас ЭТО есть. А он… ОН! — восхищенно, — и не чувствую ничего… У меня с ним этого нет. Беда…

Вот так одной фразой Алиса срывает наш негласный покров непринужденности. Она замолкает, погружаясь в свои мысли. А я все кручу и кручу в голове ее фразу, вытаскивая из нее новые оттенки и смыслы.

«ОН».

Мне не хватает кислорода. Я вдыхаю… вдыхаю… Это очень разрушающе — слушать, как она говорит о НЕМ.