Командир приказал идти на малом ходу, потом — на среднем. До дна, где могут находиться донные мины, далеко. Немцы обычно их ставят на мелководье, на глубинах не больше тридцати пяти метров. Так же и с акустическими, потому шли на дизеле, а не на электромоторе.

— Как думаешь, Саш, сколько может тянуться минное поле?

Саша помогал Володе снять баллоны и гидрокостюм. Только сейчас Володя почувствовал, что продрог.

— Вот, надень сухое белье, тебя всего колотит. А я к боцману, пусть даст немного «шила» для сугрева.

От воспоминания о техническом спирте Володю передернуло.

— Во, я же говорю — замерз, трясет тебя, — утвердился во мнении Саша и полез в межпереборочный люк.

Вернулся он быстро, потрясая склянкой.

— Прими-ка на грудь для сугреву.

Володя сделал пару больших глотков из горлышка, не почувствовав вкуса, закашлялся.

Саша протянул ему кружку с водой:

— Запей.

Володя глотнул.

— Слушай, а там, у мины, страшно было?

Володя задумался.

— Некогда бояться было — боялся не успеть. А ежели бы грохнуло, то и я, и лодка накрылись бы. Мина здоровая, круглая, в какой-то тине.

— Я бы сдрейфил. На воздухе — куда ни шло, а под водой…

Лодка шла надводным ходом уже третий час, когда справа показался дым. Первым его, как и было положено, засек сигнальщик. Он сразу доложил командиру. Все присутствующие на палубе подводники, дышавшие свежим воздухом, слышавшие доклад сигнальщика, сразу повернулись вправо.

Дым был так себе — даже дымок, прозрачно-серый. Такой бывает, когда горит дерево.

Командир приказал рулевому держать курс на дым. Раз есть дым, стало быть, горит судно.

Через четверть часа они подошли к догоравшему торпедному катеру серии «Г». За его остатки цеплялись двое катерников.

Лодка подошла вплотную, людей пересадили на палубу. Они были еле живы от переохлаждения. Их тут же спустили вниз, в лодку, напоили горячим чаем на камбузе, растерли спиртом и переодели в сухое. Когда спасенные, отогревшись, смогли говорить, они поведали, что их потопил немецкий истребитель.

— И откуда только взялся? Налетел сзади — др-р-р! И точно ведь, с одного захода двигатель повредил, а вторым заходом — по рубке. Мы даже очередь из пулемета дать не успели. Двое нас только и осталось. Думаем — все, конец. А тут лодка показалась, только сигнал подать нечем. Да и боязно — вдруг немецкая.

— Повезло вам, что в живых остались — вода-то ледяная.

— Теперь, считай, повезло, как второй день рождения.

— Вы, пока в воде болтались, мин не видали?

— Нет. Да нам они и ни к чему. Кораблик наш деревянный был, и осадка маленькая. Под нами ни одна мина сработать не должна.

— Отогревайтесь в камбузе.

— Тесно тут у вас, иллюминаторов нет — как в гробу железном.

— Насчет гроба поосторожнее, выбирайте выражения, — обиделся боцман. Он давно служил на лодке — с той поры, как она пришла на Север, и за субмарину радел.

Дальнейший поход проходил спокойно, и через шесть часов лодка уже входила в базу.

В бухте лодка отсалютовала холостым выстрелом из пушки. Традиция появилась неизвестно откуда и когда, но при возвращении в базу лодка делала столько холостых выстрелов, сколько кораблей потопила. По еще одной традиции подводную лодку, одержавшую победу, встречали жареным поросенком.