Я не робел в присутствии Гизера, а ведь он закончил хорошую школу и много знал. Что касается Билла, он всегда был объектом насмешек. Мы любили над ним прикалываться. Когда он напивался в хлам, мы оставляли его спать на лавке в парке, предварительно прикрыв газетой. И ржали над этим, как будто смешнее на Земле ничего не было. Такой милый парень. Просто нарывался на приколы.
А я? Продолжал клоунаду, был психом и болтуном, который не отступит ни перед чем. Меня всегда выталкивали в тот момент, когда нужно было сделать что-то не совсем приятное. Например, если заблудились, спросить как проехать к месту выступления. Однажды в Борнмуте, видим через дорогу идет парень с ковром под мышкой. Все кричат: «Давай, Оззи! Спроси его, спроси!» Ну, я открываю окно и кричу: «Алё, мистер! Не подскажете как проехать на трассу М1?» Тот оборачивается и говорит: «Нет! Отвали, козел!» В другой раз мы были в Лондоне, я кричу: — Извини, шеф, как отсюда добраться до клуба «Marquee»? А он мне: «Шеф? Вождь? Я что похож на долбанного индейца?»
Просто отпад. Ржу нимагу. И этим мы выделялись: чувством юмора. Благодаря этому все шло гладко, по крайней мере, на первых порах. Если нет чувства юмора и вы играете в группе, у вас есть шанс закончить как грёбаный «Emerson Lake and Palmer»: альбомом из восьми пластинок, чтобы каждый мог закатить свое соло часика эдак на три. Да кто хотел слушать такое дерьмо?
Если бы не родители Тони, не уверен, что мы бы не померли от голода в 1968 году. Были на такой мели, что ходили посреди ночи красть овощи в огородах, чтобы кинуть что-то на зуб. Когда мы с Биллом нашли десять пенсов, мы радовались, бля, как будто сорвали джек-пот в лотерее. Не знали что купить: четыре упаковки чипсов или десять сигарет и коробок спичек. В конце концов, выбрали сигареты.
Родители Тони были нашим спасательным кругом. Подкармливали нас бутербродами из магазина, консервированной фасолью в жестяных банках, иногда пачкой «Player's No.6», случалось — деньгами на бензин из кассы. А ведь буржуями не были: они держали магазинчик в Астоне, а не гламурный «Harrods»[21]. Мне нравилась Сильвия — мама Тони, она была замечательной леди; я её обожал. Отец Тони тоже был ничего. Скупал и ремонтировал старые развалюхи, благодаря этому у нас всегда было средство передвижения, какой-нибудь фургончик нам был нужен постоянно, концертов мы не бросали. Даже если платили несколько фунтов на четверых за двухчасовое выступление — минус издержки. Мы считали каждую копейку. Даже Гизер к тому времени бросил дневную работу. Группа была нашим последним шансом, иначе нас ждали заводские ворота. Мы должны были пахать, выбора не было.
Мы были жутко целеустремленными. Самой безумной затеей — автором был Тони, как я думаю — было ожидание, когда в город приедет известная группа. Мы грузили аппаратуру в фургон и караулили их возле концертной площадки. А вдруг группа не приедет? Шансы были нулевые, но если бы это случилось, мы бы выступили перед тысячами фанатов, даже если бы нас забросали бутылками в отместку за то, что мы не та группа, на которую ушел их заработок за несколько дней.