— Давай я сниму с тебя штаны, Данилов. Не пугайся, я не буду к тебе приставать.

— Ко мне сейчас хоть приставай, хоть не приставай, — пробормотал он, — толку никакого.

Она стала расстегивать его брюки, и тут он вспомнил, о чем хотел ее спросить.

— Слушай, — сказал он и перехватил ее руки, — ты сказала, что всю жизнь меня… любила, — слово выговорилось с таким трудом, как будто он внезапно заговорил по-китайски, — это… что?

— Что?

— Ты только сейчас придумала?

— Я ничего не придумала, Данилов! — возразила она с досадой и перестала стаскивать с него брюки. — Ты же большой мальчик, а все утешаешься какими-то сказками! Конечно, любила. Я в тебя влюбилась, когда мы в Риге в теннис играли!

Это было пятнадцать лет назад. Почти шестнадцать.

— А по-моему, когда в кафе ходили, — произнес Данилов задумчиво.

— Нет, когда играли. Я на лавочке сидела, а ты ко мне подошел и спросил, почему я не играю, а я ответила, что мне не с кем, а ты сказал, что с тобой…

— А ты сказала, что играешь не слишком хорошо и боишься, что мне с тобой будет неинтересно, а я ответил, что это не имеет значения, — подхватил Данилов.

— А в кафе мы потом пошли, дня через три. Я уже в тебя была влюблена как ненормальная, а ты все таскал за собой свою девицу, и она была такая взрослая, красивая, белые волосы до попы…

— Постой, как же ее звали? — перебил Данилов. Он стоял в своей спальне в кое-как натянутом свитере и без штанов — почти! — и предавался воспоминаниям, и его нисколько это не смущало, а Марта гладила осторожной ладошкой его спину у самого позвоночника, и там, где она гладила, спине становилось горячо и щекотно, и Данилов вдруг подумал, что если бы на спине у него была шерсть, она непременно встала бы дыбом.

— У нее было какое-то странное имя… Ирэна или Карэна… нет, не помню.

— А я так из-за нее страдала, потому что мне было шестнадцать лет, и у меня не было волос до попы, и я была с родителями, и они, когда гуляли, всегда заходили на корт, чтобы посмотреть на меня, и я этого стеснялась ужасно, а папа говорил — дурочка. Ты меня и в кафе повел просто потому, что твоя девица куда-то на экскурсию поехала и ты без нее скучал.

— Неужели? — удивился Данилов. — Не помню.

— Конечно, ты не помнишь, — сказала Марта и неожиданно шлепнула его пониже спины, — еще бы ты помнил! Ты же не был в меня влюблен!

— Не был, — признался Данилов, — никогда.

Все правильно. Она сама это отлично знала. Но он сказал — и все потеряло смысл. Даже то, что она так боролась за них обоих на темной дороге. Одна. Никто не мог помочь.

— Давай все-таки наденем штаны, — предложила она, и он моментально заглянул ей в лицо, чтобы понять, почему у нее так изменился голос, — и пойдем чего-нибудь поедим. Ты покупал еду?

— Нет, — ответил Данилов, — я забыл.

— Мясо, по-моему, еще осталось, — буднично заметила она и присела, стягивая с него брюки, — я сейчас посмотрю. Тебе бы тоже хорошо поесть, пока ты не ослаб совсем.

— Марта, посмотри на меня, пожалуйста.

— Я смотрю.

— Нет, — сказал Данилов и здоровой рукой за волосы потянул ее вверх. Нагнуться он не мог. — Ты смотришь не туда. Ты же обещала не приставать!