Кудрявцев выслушал этот рассказ молча, ни разу не останавливая, не перебивая.

А по окончании Юркиного монолога, опять-таки молча, поднялся со своего места и скрылся в доме.

– Господи, Юрочка! Это ж сколько тебе испытать пришлось! – утирая красные от стариковских слез глаза, прошамкал Гиль. – А ведь ты тогда еще совсем мальчик был.

– Здесь ты ошибаешься, дед Степан. Каждый мальчик, сумевший выжить в блокадную ленинградскую зиму, по определению – мужчина.

На террасу вернулся Кудрявцев с бутылкой коньяка и тремя стаканами.

– Давайте, мужики, по одной. За настоящих людей. За героев.

Они выпили. Стоя. Не чокаясь.

– Юра, еще раз, как ты сказал, деревня называется?

– Нилово. После войны, после всех этих административных пертурбаций, это теперь не Ленинградская, а Новгородская область.

– Понял… Ну, всё, братцы, спать. Юра, ступай за мной.

– Как прикажете, товарищ генерал. Доброй ночи, дед Степан.

– Спокойной ночи, Юрочка. И… очень тебя прошу – не руби сплеча?! Хорошенько все обдумай, взвесь? Ладно?

– Я… я постараюсь, дед Степан…

Комнатушка, куда Кудрявцев отвел Барона, более всего походила на монашескую келью. Кровать с панцирной сеткой, прикроватная тумбочка, пустой стол, табурет и полочка с книгами. Окно имелось, но сегодня оно было наглухо закрыто ставнями с внешней стороны дома.

– Извини, Юра, но мне снова придется предпринять кое-какие меры предосторожности. Так что я тебя здесь закрою, до утра. Ставни крепкие, замок английский. Это я так, на всякий случай, уточняю.

– А я, Владимир Николаевич, только с виду на лицо дурак. А так-то, мала-мала, соображаю. – Барон присел на краешек кровати, и пружины отозвались противным скрипом. – А, извиняюсь, по нужде?

– Под кроватью пустое ведро. Тебе ведь… Хм…

– Ты хотел сказать, тебе к параше не привыкать?

Кудрявцев смутился – Барон действительно снял почти слетевшее с языка.

– Ну, извини еще раз.

– Да ладно тебе, Владимир Николаевич. Все нормально.

– Тогда отдыхай. Ровно в семь я тебя разбужу.

– Премного благодарны, ваше благородие. За приют, за ласку.

– Кончай, а? И без того на душе погано…

Кудрявцев вышел, закрыв за собой дверь.

Звякнула связка ключей, щелкнул на два оборота замок, и Барон остался один – о четырех стенах и в полной тишине. По профессиональной привычке первым делом он ознакомился с «внутрикамерным» устройством: подошел к окну, оценив крепость ставен, затем вернулся к двери, где, присев на корточки, внимательно изучил замок. Последний оказался действительно английским, но столь же барахляным, как и расставленная на книжной полке литература. Придя к такому выводу, Барон немного повеселел – приятно осознавать, что потенциальный выход из, казалось бы, безвыходного положения существует. Ведь все остальное – при желании – лишь дело навыка и техники. А «техника» в данный момент у Барона имелась – в виде обломка сапожного ножа, искусно спрятанного в подошве левого ботинка. Такое вот ноу-хау от старика Халида. Дай бог ему, старому бродяге, здоровья.

Рассказывает Владимир Кудрявцев

После того как до меня дозвонился Гога и сдал с потрохами объявившегося в Москве Юрку, я тотчас отложил всю служебную текучку и кинулся «разруливать» в Сокольники. А так как в отложенном имелось немалое количество важного оператива, пришлось прихватить часть бумаг с собой. И вот теперь, разместив на ночлег гостей, я направился в свой дачный кабинет разбираться с привезенными документами.