Кресла стояли так, чтобы сидящие смотрели в глаза друг другу. Позади них висела занавеска лавандового цвета – ее специально выбрали в качестве фона.

– Конечно, – сказала я. – Я готова.

– Хорошо. Запись начнется через несколько минут, если вы не возражаете.

– Нисколько.

– Могу я сделать замечание?

– Конечно.

– Вы прекрасно выглядите.

– Прошу прощения?

– Не поймите меня превратно. Вы – именно та, кого я надеялся увидеть. Вы – настоящая «чужая». Ваш вид внушает беспокойство. Я не хотел бы остаться с вами наедине. Именно это нам и нужно. Я опасался, что вы отличаетесь лишь внешностью. Но в вас действительно есть нечто… – он замолчал, подыскивая нужное слово, – пугающее.

– Что ж, рада, что не разочаровала вас. – Я показала зубы, но он, похоже, даже не заметил этого.

– Вот и хорошо.

Несколько минут мы обсуждали мои впечатления от Боркарата, говорили о том, как сложно общаться с помощью стонов, ворчаний и придыханий. Потом Ордаль снова спросил, готова ли я.

– Да, – ответила я, желая, чтобы все поскорее закончилось.

Вспыхнула зеленая лампочка.

– Чейз Колпат, рад приветствовать вас в передаче «В центре внимания». Она идет уже тридцать два года, и вы – первый человек, ставший нашим гостем.

– Спасибо за приглашение, Ордаль.

– Скажите, Чейз, давно ли вы прибыли на Боркарат?

– Всего пару недель назад.

Несколько минут мы беседовали на разные темы. Почему меня включили в состав миссии, посланной Салудом Дальним? Как я оказалась на этой планете? Правда ли, что подчиненные администратора знали о судьбе Каллистры еще до того, как мы сообщили ему об этом?

Ой-ой…

– Если честно, у меня нет ответа на этот вопрос, Ордаль. Но я бы крайне удивилась, узнав, что администратор знал обо всем заранее.

Вопросы продолжались. Не могла бы я рассказать, чем зарабатываю на жизнь и почему прилетела на Боркарат? Каково это – иметь полностью изолированный разум? Сложно ли жить среди тех, кто общается совершенно иначе? Чувствую ли я себя свободнее, зная, что теперь я открыта для всех и все известное мне могут узнать другие, без дополнительных действий с моей стороны?

– Нет, – призналась я. – Меня это крайне пугает.

– Почему? Почему людям так страшна правда? Почему они приходят в ужас оттого, что другим открываются их мысли? Что они чувствуют? Действительно ли они настолько склонны к обману?

– Правда никого не страшит, Ордаль. Но мы считаем, что каждый имеет право на личную жизнь.

– Понятно. Итак, вы цените свою способность скрывать правду друг от друга.

– Правда порой бывает неприятной. К примеру, считается бестактным рассказывать о некоторых житейских обстоятельствах: все мы о них знаем, но никто не хочет постоянно слышать об этом от других.

– Например?

– Например, о том, хочется ли сейчас уважаемому интервьюеру в туалет.

Интересно, подумала я, каково пришлось бы комику в мире, где никто никогда не смеется?

– Кто такой комик? – спросил Ордаль.

Он разговаривал со мной, словно взрослый с ребенком. Я с трудом сдерживалась, чтобы не употребить свое обаяние, не пустить в ход свои серые глаза, длинные черные волосы, приятные черты и потрясающую улыбку. Обычно этого вполне хватало, чтобы усмирить любого противника-мужчину. Но на этого великана мое обаяние подействовать не могло – оно работало бы вхолостую.