— Андрей Николаич! А из Красноярска телеграмма! Тебя поздравляют! И ждут!..

— Ради Бога, иди! — взмолился Андрей. — Оставь меня. Видеть никого не хочу!

Когда Бутенин вышел, Андрей лег грудью на подоконник и прикрыл глаза.

Через несколько минут Тауринс распахнул дверь и, впустив Шиловского, застыл на пороге.

— Здравствуйте, Андрей Николаевич, — вежливо поздоровался Шиловский и подал руку. — Объясните мне, что с вами случилось? Где вы были?

— У вас в гостях, — сдержанно бросил Андрей, по-прежнему сцепив руки за спиной. Шиловский несколько секунд подержал на весу свою ладонь, готовую для пожатия, затем осмотрел ее и сунул в карман.

— Вы, батенька, напрасно обижаетесь, — заметил он. — К сожалению, я был занят и не мог вас встретить. Неотложные дела.

— Я не обижаюсь, — отчеканил Андрей.

— В таком случае скажите: что с вами происходит? — потребовал Шиловский и, резко обернувшись к двери, приказал: — Выйдите, Тауринс!

Телохранитель равнодушно прикрыл за собой двери.

— Происходит то, что и должно происходить, — сказал Андрей. — Кончилась щенячья радость. И началось похмелье.

— Конкретнее, пожалуйста, — Шиловский сверкнул стеклами пенсне и затворил оконные створки, брякнув шпингалетом.

— Я сел не в свои сани, — спокойно объяснил Андрей. — И теперь хочу исправить ошибку. Прошу вас вернуть меня в Бутырскую тюрьму. Мандат я возвращаю.

Он достал из нагрудного кармана сложенную вчетверо бумагу и положил на тумбочку, к ремню. Затем расслабленно сел на кровать, откинулся к стене и забросил ногу на ногу.

— Ждете, когда я пришлю конвой? — спросил Шиловский и прошелся по комнате. — Так вот, не дождетесь, Андрей Николаевич. И не валяйте дурака.

— Я сказал все, что хотел, — отрезал Андрей.

Шиловский поставил табурет напротив него, тяжело сел, пощупал руками свои худые колени. Затем снял пенсне и покачал его на шнурке, словно маятник часов.

— Что ж, теперь скажу я, — голос его потвердел. — Не вы, а мы посадили вас и в Бутырки, и в сани, как вы изволили выразиться. И где вам сидеть — решать нам. И сколько сидеть — нам решать.

— А кто вы такие? Кто?! — вскрикнул Андрей, теряя самообладание. — Повелители мира? Боги?!

— Нет, Андрей Николаевич, — одними губами улыбнулся Шиловский. — Мы — профессиональные революционеры. Земные и плотские люди, но ради идеи способные на божественный подвиг, если хотите.

Усилием воли Андрей взял себя в руки, проговорил как можно бесцветнее и спокойнее:

— Вот и подвигайте. А мне с вами не по пути.

Шиловский усмехнулся — будто над словами неразумного ребенка, добродушно похлопал Андрея по колену, однако лишь кончиками пальцев.

— По пути, по пути… У вас просто нет другого! Ну, подумайте сами? Где он, этот другой путь? Реальный?

— Сейчас, может быть, и нет, — после паузы сказал Андрей. — Но будет.

— Не обольщайтесь. Андрей Николаевич, не будет, — заверил Шиловский. — Однажды вы сами сделали выбор. А потом — мы сделали его. Вы уж отдайте должное нашему чутью. Мы никого не выбираем напрасно или по случаю. Революция — не базар, не одесский привоз, батенька. Я вас еще в «эшелоне смерти» присмотрел. Согласитесь, там можно было проверить цену человека. И я за вас поручился.