— Березин, прекратите немедленно! — оборвал его начальник УВД. — Хватит виноватых искать! И так вон уже поискали… Не знаем, что с ямами делать. Чужой грех на душу берем.

Николай поднял с земли китель, надел его, застегнул на все пуговицы.

— Хорошо, я похороню их. Если мне выпало хоронить… Все сделаю, как полагается. И место для могилы выберу. Только знаете что? Уходите отсюда. Все уходите! Сам сделаю!

Он заметил, как облегченно распрямился Кирюк, как перевел дух оперуполномоченный, а начальник УВД снял фуражку и вытер платком глубокие залысины. Гора с плеч свалилась…

— Я тебе экскаватор пригоню, — тут же пообещал председатель горисполкома. — И пару самосвалов со стройки сниму.

— Как вы себе это представляете? — вмешался незнакомый приезжий. — Так просто взять и перехоронить? А вы знаете, кто в яме? Что за люди?.. Хоронить нельзя. Будет могила — здесь такое начнется! Если бы жертвы войны — другое дело. Я бы слова не сказал. Сами подумайте: это же будет памятник репрессиям. Пусть даже незаконным, все равно репрессиям. Так сказать, увековечим черную страницу нашей истории. Вы правильно рассудили, товарищ Кирюк. Память о мертвых станет раздражать людей, будить в них нездоровые желания.

На мгновение стало тихо. Николай смотрел в стареющее и добродушное лицо приезжего человека и чувствовал, как гнев, смешавшись с кровью, заливает глаза и разум.

— И далее, — продолжал тот. — Вы осознаете, что вам придется каждую весну вскрывать новые ямы и устраивать перезахоронения? Это же превратится в кошмар, в болезнь!

— Эта яма осталась случайно, — несмело вставил Кирюк. — Неправильно указали, ошиблись…

— В таких щепетильных делах случайностей и ошибок быть не может! — жестко отозвался приезжий. — Вот цена вашей… ошибки. Поставьте сюда пару земснарядов и размойте берег.

Николай вышел из круга и медленно направился к монастырским воротам. Он шел так, словно ждал выстрела в спину, и когда до ворот оставалось несколько метров, не сдержался и побежал.

Несмотря на раннее утро, народ уже подтягивался к монастырю. Какие-то незнакомые старухи пытались повесить на стену пихтовый венок с бумажными цветами.

Николай бросил машину у подножия холма и пошел пешком. Заметив Светлану возле кельи, он помахал рукой и прибавил шагу. Там дымился костерок, поблескивали на солнце ведра, тарелки, полоскалось на веревке Андрюшкино белье и полотенца. «Родовое гнездо» Березиных напоминало походный стан.

— Ты вовремя! — засмеялась Светлана. — А мы обедать собираемся. Я сходила в деревню и принесла молока и творога.

— Как вы здесь? — Николай сел на бревно, содрал пропотевший китель.

Жена зачерпнула ковш воды, прихватила полотенце.

— Тут так хорошо, Коля! — восхищенно заговорила она. — Воздух такой! Особенно когда ветер тянет с бора. А вечером птицы пели. Место удивительное! Я бы тут все лето прожила!

Николай сбросил рубашку и стал умываться. Холодная вода смыла пыль, пот и головную боль.

— Где дед? — спросил он.

— С Андрюшкой пошли гулять! — весело доложила Светлана. — Второй день не расстаются. И спали вместе.

Она вытерла полотенцем волосы Николаю и вдруг стала серьезной и растерянной.