— Ой уж, не знал! — засмеялся Деревнин. — Вместе, поди, решали! Вместе придумывали! Дурачком прикидываешься?.. Ты меня обидел! Дед твой простил, Андрей Березин простил! А ты… Измывался надо мной. Расхлебывай теперь вместе с Кирюком. Я посмотрю на вас.

— Я же приказал арестовать. — Кирюк выдерживал голос, но выдала, задергалась бровь. — Товарищ оперативный уполномоченный?

— Он психически нездоров. — ответил «опер». — Все признаки шизофрении.

— Давай-давай, крути руки! — засмеялся Деревнин. — Не бойся, я здоров! А трупы все равно торчат. И народ там собирается… Сволочи вы, иуды. Меня! Меня стрелочником сделали. Пенсию отобрали. Заслуженную пенсию! Я той же власти служил, которой и вы служите. А меня под топор?! Сами панствуете, вон в каких теремах-то живете. За что же вы меня, своего?.. Вот и получайте трупы! Что? Богатое наследство? Богатое! Это вам за предательство! Получайте! Получайте!

Он нервно дергал пальцем, словно давил спусковой крючок.

Потом вытер губы, вздохнул облегченно.

— Если сейчас хоть волосок с головы… Отсюда народу крикну. Ладно, я стрелял. А вы-то — мертвых кислотой! Крикну народу — всем вам гроб с музыкой.

Кирюк выслушал молча, покусал губу.

— Какому народу? — спросил он устало. — О чем вы, Деревнин?

— Нашему народу, — усмехнулся тот. — Советскому!

— Где же он? — Кирюк заложил второй палец в карманчик жилета. — Ну где? Где ваш народ?

Деревнин медленно обернулся…

У ворот было пусто. Ни одного человека, если не считать милиционеров и пожарников.

Он не поверил, пошел к воротам и увидел лишь мамаш с колясками, легко бегущих под гору.

— Ладно, Деревнин, идите вы к… — Кирюк махнул рукой. — И прошу вас, не попадайтесь мне на глаза. Обходите стороной. Прошу вас.

Он стоял, упершись головой в решетку ворот, и стальные прутья сжимали виски…

Николай вернулся в отдел поздно, глядя себе под ноги, прошел в кабинет и повалился в кресло.

Под стеклом на столе лежали ориентировки с портретами на пропавших без вести людей. Первой в ряду — прабабка, Любовь Прокопьевна Березина, мать Мелитина. Текст был короток, холоден и прост: «…20 мая 1962 года ушла из дома и не вернулась… Приметы: рост, цвет волос, глаз… Особые приметы: носит черную монашескую рясу, крест…. Знающих что-либо о местонахождении просят сообщить…»

Второй в ряду стояла вечная беда и боль деда — его сестра, Ольга Николаевна Березина. Дед все‑таки настоял подать ее в розыск, надеялся, верил, хотя умом понимал все. И тоже — приметы, особые приметы. И даже портрета нет настоящего, а тот, что нарисован художником со слов деда — искусственный, не живой. Пожалуй, теплее и верней портрет словесный.

Дальше по счету шли Алексей Иванович Березин, матрос; Всеволод Иванович Березин, специалист по селекции лошадей; Михаил Михайлович Березин, врач…

Их можно было искать вечно.

Ориентировки на минуту отвлекли внимание, хотя давно примелькались и походили больше на музейные экспонаты.

Можно больше не торчать в отделе, а ехать домой, но там пусто и оттого невыносимо холодно. Сутки назад, вернувшись с дедом из психиатрической больницы, Николай не смог оставить его в Нефтеграде. Уговоры не действовали, даже правнуком не удалось заманить. Не отвезешь на машине, — заявил дед, — уйду пешком. Мне не привыкать: