— Почему так называемый? Скорее всего он — действительно агент Махова.

— Допустимо. Откуда узнал твой телефон?

— Вероятнее всего, кое-что слышал о моем косвенном участии в ваших делах. А далее — дело техники. Справочник Союза кинематографистов, писателей.

— Кокетничать не надо, Витя, насчет косвенного. И больше не отвлекаемся. Пройдись по моим пунктам.

— Залепуху тебе подкидывать — какой для него смысл? Скорее всего и сходка, и возможная битва богов с титанами вполне реальны.

— А если все это задумано для отвлечения сил спецназа от чего-то еще?

— Маловероятно, Жора. Сам знаешь, теперь прямым штурмом ничего не берут. Не дураки. Так что достоверность — восьмидесятипроцентная. Теперь о цели. По-моему, сугубо индивидуальная, я бы даже сказал, шкурная. Видимо, под ним заметно затеплилась земля, и он жаждет в этой каше попасть в разряд без вести пропавших. А на реакцию рассчитывает он самую прямую. Ты можешь поднять московских ментов.

— Не я один. Почему именно я?

— Напрямую к ментам обращаться — для него страшно опасно. Вдруг не на того, и ему — привет из Ганы. Ты — непокупаемый.

— Неподкупаемый, — поправил Сырцов.

— Неподкупаемых не бывает. Тебя же им просто не купить. Ты — в стороне и одновременно — полностью осведомлен о делах и персонажах московской краснознаменной милиции. В отличие от него ты в говно не вляпаешься.

— Я — частное лицо. Рядовой преподаватель школы детективов и охранников…

— Ты — суперсыщик, Жора! — перебил Кузьминский. — И об этом знают те, кому об этом надо знать. И учти: лицемерное самоуничижение есть по всем Божеским законам грех, ибо оно суть скрытая гордыня.

— Ну, а теперь надо псалом какой-нибудь спеть, — издевательски помечтал Сырцов. — Идти мне завтра с ним на встречу?

— Опять мы в целки-невидимки играем! — не на шутку рассердился Кузьминский, что и подтвердил детским игровым стишком: — «Я садовником родился, не на шутку рассердился. Все цветы мне надоели…» И ты в том числе, гладиолус ты мой ненаглядный! Ты уже решил, что пойдешь! Зачем же спрашиваешь?!

— Для порядка, — сознался Сырцов. — Все правильно, все правильно, Витя, но что-то свербит в заду.

— Зарождающийся геморрой, — догадался Кузьминский и решил окончательно и бесповоротно: — Пожалуй, я сегодня как следует надерусь.

И пошел на кухню за третьей дозой. Вернулся быстро со стаканом и неизменным яблочком. Объяснил свои суетливые перемещения:

— Я бутылку сюда не несу, чтобы тебя не соблазнять.

— Ты меня красотой телодвижений соблазняешь. И сильно-сильно раздражаешь.

— Чапай думать будет? — вежливо осведомился писатель.

— Будет.

— О чем, если не секрет?

— Когда хипеш в ментовке поднимать: сегодня или завтра.

— Завтра, Жора. А то они в недоверчивой запарке этого агента взять захотят.

— Может, это и к лучшему?

— Не думаю. Паренек на пике. Мало ли что ему от ярости и бессилия в башку взбредет.

— Значит, завтра иду один, — Сырцов встал. — А потом к ментам.

Кузьминского вдруг осенило. Он вскричал с энтузиазмом:

— Жорка, давай я дамочкам позвоню! Тебе же перед делом разрядка необходима! И сыграем в старую-старую игру. Цветочный флирт называется.