– Что скажу? – лучась мудрой морщинистой улыбкой, отвечал Пузырек. – Ладный у тебя броневичок, Клавка. Вы уж его – не надо, не долбайте… Пригодится еще…

– И ответить нечего! – ликующе объявила Клавка и, воспылав очами, повернулась к Леше Баптисту. – А похабень всякую на стенах писать – это как? Да может, ты нарушил что-нибудь в стене, ты ж ее чуть не на полметра прорубаешь… И, главное, ведь не пойдет, не напишет у Креста на доме – побоится! А на стенке у слабой, беззащитной женщины…

– Ах ты, курва! – внезапно прозревая, взревел Леша. – Так это, значит, ты над завалинкой отметилась?..

Тут поднялся такой хохот и крик, что ничего уже больше разобрать было невозможно. Ромка отлепился от глыбы и, заливаясь, двинулся враскачку к одной из вновь зазолотившихся опор. На полдороге сломился в пояснице и, мотая головой, пошел на четвереньках. Бледная Лика с застывшим лицом беспомощно смотрела ему вслед.

… Добравшись до Никиты Кляпова, Ромка лег на покрытие животом и попытался отдышаться, все еще постанывая время от времени.

– Рома… – слабым голосом умирающего позвал его Никита. – Скажите… Ведь это, наверное, все из-за вас, да? Вы ведь, наверное, в самом деле что-то там перемкнули?..

Ромка уперся в покрытие ладонями и поднял физиономию, сведенную от долгого смеха судорогой.

– Ага… – сипло выговорил он. – Скажи, прикол?

На следующее утро Никита Кляпов проснулся от голода. Это чувство уже никак не напоминало легкую ломоту в костях, к которой можно притерпеться. Скорее оно было сравнимо с мигренью. Или с больным зубом.

Никита попробовал взять себя в руки – и не смог. Тогда он замычал и, накрепко зажмурившись, зашарил растопыренными пятернями по покрытию. Правая внезапно нащупала ласково округлый предмет, и Никита в ужасе открыл глаза. В ладони у него была капсула нежно-лимонного оттенка.

Он отбросил ее, как отбросил бы тарантула.

– Да вы что же, издеваетесь? – взвизгнул Кляпов – и осекся.

Рядом с ним никого не было. Только горстка лимонных капсул и чернильно-глянцевая надзорка.

Сотрясаемый крупной дрожью, Никита сел.

– Это ты? – не веря, спросил он припавшую к полу угрюмую тварь.

Надзорка молчала. По гладкому рылу змеились блики.

Вот такого удара он не ждал… Эта продолговато-округлая сволочь просто-напросто каким-то образом усилила в нем чувство голода.

– Подло… – хрипло сказал Никита. – Просто подло… Ты что же, думаешь, я поддамся?..

И тут голод обрушился с такой силой, что Никита даже обомлел. Он боялся теперь пошевелиться, зная, что в этом случае пальцы первым делом ухватят капсулу. Может быть, тихо перевалиться на бок – так, чтобы рука оказалась прижатой к полу, и ткнуть коленом?.. Тюбики тогда откатятся… и не будет такого соблазна…

Краем правого глаза он уловил движение и разрешил голове (только голове!) повернуться. Чуть-чуть. На долю градуса.

Там, хищно озираясь, пробиралась проулками вышедшая на утреннюю охоту Клавка.

– Клава… – еле слышно позвал он, осторожно размыкая пересохшие губы. – Клава, пожалуйста…

То ли Клавка услышала, то ли почуяла добычу, но только она резко свернула и направилась прямиком к изнемогающему Никите. Увидев капсулы, застыла, как пойнтер в стойке.