– Это кто же?

– А вот! – Разящий перст неистовой Клавки вонзился в воздух. Все ошарашенно оглянулись. Вне всякого сомнения, палец был наставлен на Машу Однорукую. – Тюбики – лопатой гребет, с утра до ночи не просыхает!

– Да на твои, что ли, пью? – опомнившись, взвилась та на дыбки.

Ромка, обнявшись с одним из камушков, тихо изнемогал от смеха.

– Сколько из-за нее одних кабелей пооборвали? – надсаживалась Клавка. – Так ей все мало – она теперь еще с сапогами затеялась! Всю трубу изрезала! Что? Не так? Только бы хапать, хапать! А эти! – Клавка развернулась и продолжала, тыча пальцем то в Люську, то в Лику. – До сих пор босиком ходили – ничего с ними не делалось! А теперь они уже, видите ли, не могут! Ножки боятся бить! Белые! А что из-за ихних сапог кабели рвут и трубы обдирают, это им – тьфу! У, бесстыжие!

Ответом был яростный женский вопль в несколько глоток. Как будто кто-то нечаянно облокотился на клавиши органа.

– А свет? – визжала вскочившая Люська. – Свет!

– Что свет?

– Что же теперь, и свет не выключать?

– Выключать! – грянула Клавка. – Но совесть-то иметь надо? Ну одну трубку перебила, ну другую… Но ведь не десять же кряду! Сегодня кольцо ободрали, завтра совсем перережут! Вот вы что тогда получите вместо тюбиков! Вот! – И Клавка выбросила в воздух два полновесных кукиша.

Толпа примолкла. Мысль правдоискательницы многим показалась резонной. Василий невольно покосился на Сократыча, вспомнив, что тот совсем недавно говорил примерно то же самое. Дедок слушал, изумленно отшатнувшись.

– Или вот еще гусь! Фартука ему захотелось! Василий взглянул и увидел, что палец Клавки наставлен теперь на него. Прямой наводкой.

– Ишь! Лучше всех он, понимаешь! Все, значит, без фартуков обходятся, а ему фартук подавай! Сколотил, понимаешь, банду из побирушек! Ночью на грабеж их посылает…

Выступы и вдавлины ближайших опор взорвались возмущенным щебетом. Последние слова Клавки были приняты зверьками близко к сердцу.

– Ты ври, да не завирайся! – побагровев, рявкнул Василий. – Какая банда? При чем тут тюбики?

Но поборница справедливости и сама почувствовала, что ее малость занесло. Действительно, лупоглазые пушистые побирушки по хрупкости своей серьезных повреждений нанести не могли. И Клавка развернула стволы на следующую цель.

– А этот… Чего за камушком прячешься? Рогульку – ошкурил, а провод – отрезал! Штаны ему! Без штанов он уже не может! А вдруг нам тюбики как раз через эту рогульку и выписывают?..

Тихо подвывая, Ромка оползал по глыбе.

– Бли-ин… – привизгивал он. – Я тащусь…

Лика, видя столь несолидное поведение любимого человека, попыталась приморозить Ромку взглядом, но безуспешно.

– Ну вот видите, Василий, – печально молвил Сократыч, оборачиваясь. – Еше одна моя версия благополучно скончалась… – Это почему? – не понял тот.

Дедок вздохнул, шевельнул бровями.

– Да примета, знаете, такая. Если то же самое пришло в голову и Клавдии, стало быть, гипотеза скорее всего неверна. Тут что-то иное…

А неутомимая Клавдия тем временем взялась аж за самого Пузырька.

– …трубы змеевиками своими погаными обмотал! Да как же они после этого работать будут, трубы-то? А? Что скажешь?