Уилл увидел горящие синие глаза на изможденном болезненном лице, упрямый подбородок, покрытый щетиной, которую не сбривали несколько дней, седые волосы и худое тело, сгорбившееся в тяжелом плаще, отделанном перьями.

Шаман увидел стройного мальчика, еще более юного, чем он думал, дрожащего от холода в рваной полотняной рубашке; на его измученном лице читались осторожность, смешанная с отчаянной решимостью, и ненасытное любопытство, — увидел его расширенные глаза под прямыми черными бровями, которые были так похожи на брови его матери…

И в их взглядах одновременно вспыхнула первая искорка какого-то нового узнавания.

Но в то самое мгновение, когда луч фонаря осветил лицо Джона Парри, что-то вылетело сверху, из тьмы, и он упал замертво, не успев вымолвить ни слова, со стрелой, пронзившей его больное сердце. Деймон-скопа мгновенно исчез.

Уилл сидел, ошеломленный.

Что-то мелькнуло на краю его поля зрения; его правая рука стремительно взметнулась вверх, и через секунду он уже сжимал в ней деймона — трепыхающуюся в ужасе красногрудую малиновку.

— Нет! Нет! — воскликнула ведьма Юта Камайнен и упала вниз следом за ним, тоже схватившись за сердце; она неуклюже рухнула на каменистую землю и забилась на ней, пытаясь встать.

Но Уилл подоспел к ней прежде, чем она сумела подняться на ноги, и приставил чудесный нож к ее горлу.

— Зачем ты это сделала? — крикнул он. — Зачем ты его убила?

— Я любила его, а он меня отверг! Я ведьма! Я не умею прощать!

И поскольку она была ведьмой, ее, конечно, не испугал бы обыкновенный мальчик. Но Уилла она боялась. В этом раненом мальчике было больше силы и угрозы, чем Юта Камайнен когда-либо видела в существе человеческой породы, и ведьма дрогнула. Она упала на спину, а он нагнулся за ней и схватил ее за волосы левой рукой, не чувствуя боли — только огромное, неописуемое отчаяние.

— Ты не знаешь, кто он был, — воскликнул он. — Это был мой отец!

Она замотала головой и прошептала:

— Нет. Нет! Неправда. Это невозможно!

— Какая разница, возможно это или нет! Главное, что это правда! Он был моим отцом, и мы оба поняли это в ту секунду, как ты его убила! Ведьма, я ждал всю жизнь и прошел весь этот путь и наконец нашел его — а ты его убила…

И он потряс ее голову, точно тряпку, и швырнул ведьму обратно на землю, так что она почти лишилась сознания. Ее изумление было едва ли не больше, чем ее страх перед ним, тоже немалый, и она приподнялась, оглушенная, и умоляюще схватила его за рубашку. Он отбросил ее руку.

— Что он такого сделал? За что тебе надо было непременно убить его? — воскликнул он. — Ответь мне, если можешь!

И она посмотрела на мертвого. Затем перевела взгляд на Уилла и грустно покачала головой.

— Я не могу объяснить, — сказала она. — Ты слишком юн. Ты не поймешь. Я любила его, вот и все. Этого довольно.

И прежде чем Уилл успел остановить ее, она мягко повалилась на бок, сжимая в руке рукоять ножа, который только что сняла с пояса и вонзила себе меж ребер.

Уилл не почувствовал ужаса — только горечь и недоумение.

Он медленно встал и посмотрел вниз на мертвую ведьму — на ее густые черные волосы и румяные щеки, изящные белые руки, мокрые от дождя, губы, чуть приоткрытые, словно для поцелуя.