Но Уилл слабел, а теперь он еще и плакал, горько рыдал, по-прежнему дергаясь и отбиваясь от своего врага головой и ногами; он понимал, что вскоре его мускулы откажутся ему служить. А потом он заметил, что тот человек замер, хотя и не отпустил его запястья. Он лежал тихо, позволяя Уиллу бить себя головой и коленями, и, когда Уилл понял это, его покинули последние силы и он беспомощно упал рядом с противником; перед глазами у него все плыло, а каждый нерв в теле звенел и пульсировал от напряжения.

Затем, превозмогая боль, Уилл заставил себя привстать и, вглядевшись в густую тьму, увидел около распростертого на земле человека расплывчатое светлое пятно. Это были белая грудь и голова огромной птицы — деймона-скопы, который лежал неподвижно. Уилл попытался освободиться, и в ответ на эту слабую попытку человек, который так и не разжал руки, зашевелился.

Уилл заметил его движение. Человек бережно ощупывал правую руку Уилла своей, свободной. У мальчика волосы встали дыбом. Потом человек сказал:

— Дай мне другую руку.

— Осторожно, — сказал Уилл.

Свободная рука незнакомца прошлась по левой руке Уилла; кончиками пальцев он мягко провел по его запястью, потом по вспухшей кисти и с бесконечной осторожностью дотронулся до страшной раны.

В то же мгновение другая его рука разжалась, и он сел.

— У тебя нож, — сказал он. — Ты его носитель.

Его голос был отчетлив и резок, но ему не хватало силы. Уилл понял, что незнакомец борется с изнеможением. Значит, он все-таки ранил своего таинственного противника?

Мальчик все еще лежал на камнях, совершенно измученный. Он различал только силуэт склонившегося над ним человека, но не видел его лица. А человек потянулся за чем-то в сторону, и через несколько секунд Уилл почувствовал изумительную успокаивающую прохладу: начав с обрубков пальцев, незнакомец втирал ему в руку какую-то мазь.

— Что вы делаете? — сказал Уилл.

— Лечу твою рану. Лежи спокойно.

— Кто вы?

— Я единственный, кто знает, для чего предназначен твой нож. Подними руку, вот так. Не шевелись.

Ветер разгулялся вовсю, и на лицо Уилла упали несколько капель дождя. Мальчика сотрясала дрожь, но он все-таки приподнял свою левую руку правой, а незнакомец добавил на обрубки еще мази и крепко перебинтовал его руку чистой полотняной тряпицей.

Закончив перевязку, человек тяжело опустился наземь и тоже лег рядом. Под действием мази рука Уилла уже слегка онемела, и это было истинное блаженство; он попытался сесть и рассмотреть своего целителя. Но мрак сгустился еще сильнее. Уилл вытянул руку и коснулся груди лежащего человека; сердце билось в ней, как птица за прутьями клетки.

— Да, — хрипло сказал человек, — попробуй-ка, вылечи это.

— Вы больны?

— Скоро мне станет лучше. Так, значит, нож у тебя?

— Да.

— И ты умеешь им пользоваться?

— Да, умею. Но вы же из этого мира? Иначе откуда вам о нем знать?

— Слушай и не перебивай, — сказал человек; он с трудом поднялся и сел. — Если ты носитель ножа, перед тобой стоит такая великая цель, какой ты и представить себе не можешь. Это же надо — ребенок! Уму непостижимо! Но, стало быть, так суждено… Скоро будет война, мальчик. Самая грандиозная битва с начала времен. Прежде уже было нечто подобное, но на сей раз должны победить те, на чьей стороне правда… За все долгие тысячи лет человеческой истории на нашу долю доставались только ложь, пропаганда, жестокость и обман. Пора нам начать все заново, но теперь уж по-настоящему…