— Благодарю вас, господин уважаемый судья, за быстрое и справедливое решение, — поклонился толстячок и пихнул госпожу Чжань. — Поблагодари суд за проявленную доброту и иди себе свободно.

Я нахмурился. Неужели в этом и был замысел Кун Веймина? Слишком просто. Слишком непонятно.

Глава Академии два раза хлопнул в ладоши:

— Восточный дом вынес свой вердикт, и судья может спуститься к остальным ученикам. Кто-то еще хочет что-то добавить?

Сын чиновника сошел с постамента, сложил руки на груди и с усмешкой посмотрел на оставшихся судей: тощего западника и синеволосого Теданя. Друг сидел, насупившись, и молчал. То ли ему нечего было добавить, то ли он не совсем понимал, что говорить.

Западник нерешительно поднял руку:

— Эмм, простите. А могу я взглянуть на остальные бумаги по сыну госпожи Чжань?

У толстячка вдруг забегали глазки:

— Господин уважаемый судья, какие именно бумаги вам нужны? Ваш покорный слуга не совсем понимает.

— Все. Когда он поступил на общественные работы, чем именно занимался, сколько выплатили в счет долга и сколько лично ему, как кормили, когда закончился срок. Все бумаги, — и добавил, — если можно, конечно.

— Прошу прощения, мне нужно посмотреть, есть ли такие записи. Я как-то не подумал…

Тедань топнул так, что мне показалось, будто доски на постаменте проломились.

— Бумаги! Быстро! — рявкнул он, и толстячка как рукой смело. Через пару секунд он притащил ворох свитков и высыпал их перед судьями.

Тедань даже не наклонился, чтобы поднять их. Оно и правильно, читать-то он все равно не умел, а вот второй судья, как оголодавший, вцепился в бумаги, разворачивал одну за другой и быстро пробегал глазами. Некоторые откладывал в сторону, другие возвращал в кипу. Спустя минут десять такого чтения западник посмотрел на толстячка и сказал:

— Согласно бумагам сын госпожи Чжань, Чжань Канг, был отправлен на общественные работы четыре с половиной года назад, верно?

— Наверное. Господину судье оно виднее. Я и не упомню всех деталей, — поклонился чиновник так низко, насколько ему позволил живот.

— Его направили на восстановление городской стены в Дисенхан, там он проработал три года, потом его перевели на строительство каких-то зданий в том же городе, где он заболел и умер, — пробормотал парнишка. — Но… но ведь по закону нельзя держать людей на общественных работах больше трех лет.

Госпожа Чжань подняла глаза на судью и зажала рот руками. Ее лицо исказилось в безмолвном крике. Неужели это всё игра?

— Разве? — удивился толстяк. — Кажется, были поправки об увеличении срока до пяти лет, но для этого нужно свериться с архивом. Если позволите, я схожу, посмотрю. Может, перенесем дело на несколько дней? Я могу организовать для вас прекрасный отдых на это время, ведь на вас лежит такое тяжелое бремя, такая ответственность.

Западник зажмурился и выпалил, сам удивляясь своей храбрости:

— Я уверен, что максимальный срок общественных работ — три года. Так что попрошу объяснить, почему сына госпожи Чжань задержали на целых полтора года?

Тедань сидел, стиснув кулаки и зубы. В тот момент я восхищался его выдержкой. Как он только еще не набросился на чиновника?