8.40… 8.41…

Случилось. С ним что-то случилось.

Марина замычала, кусая нижнюю губу…

Итог дня.

36-й мсб[10]. (40 км от Ленинграда)

20.15

Алексей кряхтел, но себя не слышал. Правое ухо закрывала плотная повязка: вата, марля, бинт вокруг башки. Судя по ощущениям, в ухе кровь запеклась плотным комом, свербело так, что даже головную боль заглушало.

Жив был младший сержант Трофимов, и даже толком не ранен, только контужен. Ухо, конечно, того, — пострадало. И на спине две символические, но весьма ощутимые «вавки» — вскользь зацепило крошечными осколками. Гимнастерка, хоть и б/у, но вполне приличная, конечно, пропала бесповоротно.

Кряхтеть, себя не слыша, — занятие бестолковое. Бинтовали спину Алексею уверенно, хотя и грубовато. С такими руками, как у тетки, надо те ящики с выстрелами таскать, а не настрадавшуюся солдатскую плоть обихаживать.

В санбате малость поутихло — поток раненых иссякал, дошло дело до легкораненых-контуженых. Как сюда Алексея дотащили, он не помнил. Пришел в себя уже на подстилке из лапника. Жив, надо же. А лейтенанта что-то не видать. Или отправили как тяжелого, или там у тягача взводного и добило.

Умирали и здесь. Санитары вытаскивали тела, уносили за молоденький ельник. Это правильно, потому как смотреть страшно. Когда в первый раз ранило, Алексей вообще ничего не помнил. Задним умом удивлялся: и как вытащили, как переправили?

За спиной говорили. Звуки младший сержант Трофимов слышал, но толком разобрать не мог. Тронули левый бок — там, где старый шрам был. Алексей вздрогнул — башка болью отозвалась, «вавки» под свежими бинтами с новой силой жечь начало. Старый шрам он, конечно, того — жутковат. Алексей пару раз, изловчась, в зеркало себя рассматривал. Да, такой хреновиной фрицев пугать можно.

— Боец, слышишь меня? — На лапник перед Алексеем сел доктор — халат как у мясника, — руки свежевымытые вытирает. — Слышишь, говорю?

— В общем, товарищ капитан. Голова гудит. И ухо…

— Пройдет. Очухаешься. Пока на людей смотри — по артикуляции догадаешься. У тебя со спиной когда было?

— Год назад, товарищ капитан. Осколок.

— Да уж вижу, что не из дамского браунинга. И кто ж тебя такого на фронт? Нам здесь доходяги не особо сейчас нужны.

— Комиссию прошел.

— Э, тебе на молокозаводе воевать нужно. Какой идиот тебя на батарею погнал? Небось заряжающим пристроили?

— Радист я.

— Так какого… — Доктор закурил. — Ладно. Не куришь? Это правильно. Вот что, боец, в тыл кататься тебе незачем. Не поймут. Пока здесь остаешься. Сейчас с потоком разберемся, и с особистом ты поговоришь. Я уже вызвал.

— Товарищ капитан…

— Я вам дам, товарищ капитан. Охренели вовсе. Как в сорок первом. Батарейцы, боги войны, мать вашу… Я ваш дивизион уже приметил, дождутся там… Сиди, отдыхай, однобокий…

Капитан пошел в операционную палатку, а Алексей попытался удобнее улечься. Потянул к себе шинель — вроде ничейная…

Башка кружилась, била толчками в виски кровь и глухая канонада. Вроде стихает там…

Оборона финнов прорвана. Пять тысяч пятьсот орудий, восемьсот восемьдесят реактивных установок, дивизионы особой мощности, орудия кронштадтских фортов, орудия линкоров и канонерских лодок Балтийского флота… Двести тысяч снарядов за сутки… Противника просто смели.