— Так, товарищи офицеры, ликвидируем демаскирующие факторы и возвращаемся к водным процедурам, — скомандовал майор.

Коваленко принялся тушить костерок, а водила, поправляя грязную повязку на голове, робко подал голос:

— Товарищ майор, мне бы постираться…

— Давай-давай, братец, действуй, — одобрил Попутный, бросив взгляд на загаженную гимнастерку младшего сержанта. — Автомат прихвати, и вместе с лейтенантом, без отрыва от банно-прачечных процедур, нам охрану обеспечите. Товарищ ефрейтор за машиной присмотрит. Только уж без всяких там «с кузова — раз».

— Та не повторится, — заверил Торчок.

— Я тоже в охрану, — сипло сказала Шведова.

Попутный закивал:

— Ваш острый глаз, Марина Дмитриевна, лишним не будет. Если в силах, заступайте на пост.

— Да вам бы отдохнуть, — сказал Коваленко девушке.

Шведова даже не глянула — встала, опираясь о финскую винтовку. Похоже, на ногах она стояла не слишком уверенно. Эх, и что упрямится?

Коваленко вновь уплыл к самолету, — Попутный с берега махал веточкой, то от комаров отмахивался, то поправку курса давал.

Женька с тяжелым «суоми» устроился у кустов. Недалеко присела на камень Шведова, трехлинейка в ее руках казалась какой-то пищалью непомерной. И зачем таких мелких в армию берут? Косички, глаза пустые, опухла вся от слез и комаров. Ну, воюют такие женщины на совесть, но все-таки не надо бы…

Женька стал смотреть на опушку на другой стороне пляжика, слушать лес. Мешал водила: прошел на камни, пристроил ППШ, стеснительно отворачиваясь, стащил гимнастерку…

— Товарищ лейтенант, а вы, если не секрет, где воевали? — негромко спросила Шведова.

— Да в Москве в основном. Специальность такая, тыловая. Ну, в командировках бывал. Харьков, Крым ваш…

— В Харькове вместе с Сергеем Вячеславовичем были? Он про вашу травму рассказывал.

— Небось, как я на бутылку сел? Так я не сел, только руку порезал.

На лице Шведовой мелькнула тень улыбки — Женька осознал, что старшине действительно девятнадцать лет.

— Товарищ подполковник приводил пример, как человек в рукопашной с эсесовцами лишь синяками отделывается, а битой бутылкой едва себе серьезную травму не наносит, — пояснила старшина.

— Да, поучительно, — Женька вздохнул. — Только в рукопашной меня прикрывали, а от бутылки не догадались. Слушай, а у тебя сегодня первый был, да?

Шведова даже не глянула в сторону кустов, куда оттащили убитых финнов. Вяло отмахнулась от зудящей комариной эскадрильи:

— Первый. А что? Думаете, переживаю? Да я их за людей не считаю.

— Не в этом дело. Когда после боя отходишь, все равно колотить начинает. Думаешь, «вот я его положил, а если бы наоборот?»

— Да мне оно… — материлась Шведова не слишком умело, оттого и гадко получилось.

Женька промолчал.

— Виновата, товарищ лейтенант, — злобно сказала старшина. — Бранюсь неуместно. Но вы-то тоже не сильно переживаете. С финном управились и только руки о песок вытерли.

Женька поморщился:

— Я попозже переживать начну. Глупо вышло. Стоял в одних трусах как дурак…

— Ну это… — старшина замолчала — смотрела на шофера, что неловко полоскал гимнастерку. Тот стоял спиной: поясницу пересекали сползшие бинты с рыжими пятнами, а на левом боку зиял такой огромный шрам с сине-розовой, едва затянувшейся кожей, что Женьке стало не по себе.