Мои родители целуются каждое Рождество. А однажды я видела, как папа обнял маму за талию и притянул к себе в тёмном углу коридора – они в спальню шли. Когда живёшь на ферме и вокруг куры, свиньи, коровы и кошки, каждую минуту кто-нибудь рождается. К определённому возрасту начинаешь понимать, откуда взялась вся эта бурлящая жизнь. Я видела случку собак и как-то раз споткнулась о двух кошек в темноте. Потрясающее зрелище. Не знаю, кто больше смутился – я или кошки.

Ответ Лулы я не расслышала.

– Что?

Она отвернулась.

– Так… Тревис ко мне… неровно дышит?

– Ага. Давай, давай. Он лучший из помёта.

– Но он такой молодой. Мне уже двенадцать, а ему только одиннадцать.

– Вроде того.

На самом деле ему десять, но не разбивать же последние надежды младшего брата. Всё-таки первая любовь.

– Только помни, Лула: ты ничего не знаешь, я тебе ничего не говорила. Не выдашь?

Она торжественно произнесла: «Честное индейское, клятва на крови, жизнью клянусь». Я ещё предложила три раза плюнуть, но это уже было слишком.

Вечером я заметила, что Гарри пишет письмо.

– Привет, малышка.

– Гарри, а ты когда-нибудь целовался?

– С чего это ты?

– Просто хочу узнать.

– Один раз, – улыбнулся брат. – Дело хорошее.

– И что в этом такого хорошего?

– Подожди, сама узнаешь.

– А с кем ты целовался?

– Кэлли, не могу тебе сказать. Это не по-джентльменски.

– Почему нет? Мне можно, я умею хранить секреты, – не вполне в этом уверена, впрочем. – С Минервой Гудекер?

– Нет, не с ней. Но она мне позволила взять её за руку.

– Тебе понравилось?

– Очень. А теперь убирайся.

– А в этом что хорошего?

– Отстань, малыш-плохиш, – он, казалось, погрузился в воспоминания.

– Ты по ней сохнешь? Вздыхаешь по ней? – если мы навсегда избавились от этой противной Минервы, томные вздохи – просто дань романтике.

– Одно время вздыхал.

– А теперь?

– Больше не вздыхаю. Может, ты теперь оставишь меня в покое?

Я уж собралась уходить, но он меня окликнул. И глянул хитро.

– Откуда такое любопытство? Мальчик завёлся? Первая любовь? А чего секретничаешь?

– Нет, нет, нет, – я подавилась смешком. – Нет.

– Почему бы и нет? Придёт день, и за тобой явится прекрасный принц с хрустальным башмачком.

– Ни за что! – я бросилась брату на шею. Даже плакать почему-то захотелось. – А зачем вообще люди женятся? Зачем мне выходить замуж? Почему мы не можем все остаться дома?

– Не плачь, сестрёнка. Придёт время, и ты начнёшь мечтать о своей собственной семье.

Я уткнулась в его жилетку.

– Мне все говорят «придёт время». Надоело, хуже горькой редьки.

– Мне тоже так говорили в своё время.

– Тебе тоже?

– Раздражает ужасно. Так всем говорят, и я вот тебе повторяю. Ну, давай причешемся. Смотри, как растрепалась.

– Гарри, – я тщательно подбирала слова. – Как ты думаешь… я смогу стать учительницей?

– Учительницей? Ты правда хочешь? – Он всё возился с бантом.

Нет, но даже ему я боялась сказать, чего хочу.

– Получится у меня, Гарри?

– Почему бы и нет. А ты с мамой и папой разговаривала?

Я предпочла не ответить.

– Может, мне лучше стать… ну, не знаю, телефонисткой?

– Почему бы и нет. Если руки вырастут длинные. Стой смирно, дай завязать ленту. Готово.