– Аякс! – скомандовала я. – Фу! Прекрати. Положи на место.

Он подбежал к нам, страшно довольный положил черепашку к моим ногам и стал отряхиваться. Потом сел, преданно заглядывая мне в глаза.

– Он считает, что всё сделал правильно, – сказал дедушка. – Лучше похвали его, а то все старания твоего отца по дрессировке пойдут насмарку.

– Ну, так и быть. Аякс – хороший пёс, – я потрепала его по загривку. – А что делать с черепахой? У Тревиса уже есть одна, боюсь, мама двух не выдержит. Придержите Аякса, а я отнесу черепашку в воду.

– Пойду прогуляюсь по бережку. Нечего ему видеть, как ты её выпускаешь. А то он начнёт во всём сомневаться, глядишь, и команды перестанет выполнять.

Он повёл собаку вдоль берега. Когда они скрылись из виду, я осмотрела черепашку. Как это она ухитрилась попасться в зубы здоровому, неуклюжему сухопутному зверю? Старая? Больная? На вид с ней всё в порядке. Такая же, как все речные черепашки. Может, просто глупая? Может, лучше ей умереть и не плодить таких же глупых черепашек? Поздно, я уже вмешалась, теперь я за неё отвечаю. Интересно, помогаю ли я выживанию неприспособленных? Я бросила черепаху обратно в воду, и она моментально исчезла из виду.

– Готово! – заорала я. – Можно отпускать.

Я взобралась на крутой берег, и Аякс помчался мне навстречу. Он обнюхал мои ладони, ища черепаху.

– Нету, – я показала ему пустые руки. – Видишь?

Клянусь, пёс всё понял – уши поникли, и он отвернулся от меня.

– Всё, нету, прости, Аякс. Иди сюда, мой хороший.

Я погладила собаку, почесала ему бока – он это любит. Теперь я до вечера буду пахнуть мокрой псиной.

– Хорошая собачка, ты хорошая собачка.

Он немного развеселился и, похоже, простил меня. Мы вместе вернулись к дедушке. Аякс наткнулся на огромную нору. Давно таких не видела. Похожа на барсучью, пахнет как барсучья, но барсуки в этих краях теперь редкость. Аякс радостно засунул нос прямо в нору – запах-то какой.

– А что там? – крикнула я дедушке, который уставился на маленький, ничем не примечательный кустик. – Пошли, Аякс.

Я потянула собаку за ошейник, а не то достанется его носу от разгневанного обитателя норы.

– Горошек, – отозвался дедушка. – Похоже на волосатый горошек, но может быть и мутант. Посмотри, тут непарный листочек у основания.

Он отщипнул веточку и протянул мне.

– Давай сохраним.

Скучное растение. Но я положила его в банку и надписала: «Волосатый горошек (мумутан?)».

– Смотри, вот гусеница. Никогда не выводила бабочку из гусеницы?

Дедушка подцепил прутиком извивающуюся толстенную мохнатую гусеницу. Никогда таких здоровых не видела. Два дюйма, не меньше. (Вернее, пять сантиметров. Дедушка сказал, что настоящие учёные пользуются европейской метрической системой и скоро все в Америке на неё перейдут.) Гусеница была покрыта толстым мехом и казалась плюшевой. Так и хотелось погладить ее, как кошку. Но я учёная, мне всю жизнь говорили, что мохнатые гусеницы больно жалятся. Только я не знала, просто больно или очень больно.

– Как она называется? – спросила я дедушку.

– Не знаю точно. Их несколько видов, и они похожи. Невооружённым взглядом не различишь. Надо ждать, пока она не превратится в бабочку.