Элиза может только прижаться головой к шее существа и держаться за промокший джемпер Джайлса. Он ведет их вниз, быстро, без колебаний, его новые волосы прилипли к голове, а кисточка в грудном кармане сочится зеленым, струйка тянется вниз по одежде.

Она думает, что ее сердце, если его проколоть, истекало бы такой же кровью.

Они добираются до земли с разбитыми сердцами, но без единой сломанной кости.

– Придется двигаться пешком! – Джайлс пытается перекричать наводнение. – Несколько кварталов! Мы сможем это сделать! Не спорь! Вперед, вперед!

Переулок – минное поле из рытвин, обычно Элизу это не заботило, но сегодня каждый шаг погружает одного из них в маслянистую воду едва не по колено. Нет времени, чтобы снимать серебристые туфли, и ее ноги двигаются, точно сломанные поршни: одна вверх, другая вниз.

Слишком медленно, слишком много времени уходит.

В конце концов они как-то добираются до разбитой машины, свет фар бьет в глаза. Элиза переваливается через изуродованный капот и помогает Джайлсу поднять существо. Художник последний, он собирает упавшее одеяло, накидывает обратно, толкает их вперед.

Элиза бросает взгляд на мистера Арзаняна, который сидит на тротуаре, рука прижата к сломанному носу. Вытаращенными глазами он смотрит, как воплощается в жизнь самый необычный фильм, который только можно представить.

Стрикланд чует запах Deus Brânquia, и тот вызывает поток воспоминаний об Амазонке.

Аромат Жабробога, морская соль, фрукты, ил.

В «Оккаме» промышленные антисептики уничтожили его, и это было ошибкой. Насколько глупо поступили люди, лишившие себя самого важного органа чувств?

Он знает, кого винить. Уборщики.

Их мыло, хлорка и прочая химическая дрянь вовсе не стирают мерзость с этого мира, они прячут другой мир, и так и будет продолжаться, если Стрикланд не положит этому конец.

Две двери.

Он выбирает ближнюю, не беспокоится о том, чтобы использовать руки или ноги. Поднятая «Беретта» выплевывает пулю, и дверь, даже хуже, чем в студии Далилы Брюстер, разлетается в щепки.

Стрикланд отшатывается в сторону, вламывается плечом вперед, пистолет вскинут, как в тот день в Йондоне, когда он ощутил в себе готовность уничтожить все, что дышит…

Deus Brânquia, огромный, блаженный, сверкающий, глядит на него.

Стрикланд ошибся, думая, что он готов. Он не готов.

Он кричит, падает на колени, и стреляет, он кричит и стреляет, кричит, стреляет. Пули пролетают насквозь Deus Brânquia, и Жабробог не реагирует.

Пистолет нагревается в руках Стрикланда, кисти его дрожат от отдачи.

Он закрывает лицо руками и отшатывается, ожидая возмездия, Deus Brânquia смотрит на него, терпеливый и неизменный.

Стрикланд вытирает дождь с глаз, он понимает. Этот Жабробог не настоящий. Убить его не получится. Это только рисунок. Больше, чем модель, безупречно детальный. Deus Brânquia настоящий неким образом, словно он изображен кровью Deus Brânquia, и чешуйки на бумаге настоящие, и грязь взята со стен грота, в котором обитает тварь.

Стрикланд наклоняет голову, и ему кажется, что Жабробог поднимает руки, предлагает объятие.