Бабка Дуся плыла королевой: шуба одна, шуба другая. Кольца и серьги, браслеты, цепочки. Обшивалась в лучших ателье, у самых известных портних. Педикюр, маникюр, косметичка. Требовала румынскую мебель, шерстяные ковры, хрустальные люстры. Отдыхала два раза в год в санаториях. От чего, спрашивается, отдыхала? В доме всегда жила домработница.

Но желание Дуси было законом, чего бы она ни захотела. «Я для нее золотая рыбка», – смеялся дед.

Леля помнила, как шла с бабкой по улицам. Та, высокая, все еще статная, с прямой спиной и стройными, как в молодости, ногами, несла себя, гордо закинув голову. Длинная шуба, шапка-кубанка, серьги, переливающиеся на солнце. Серые глаза в густых ресницах, соболиные брови, ярко накрашенный рот – и высокомерный и прохладный взгляд. На нее все оборачивались – шла барыня, королева.

В детстве Леля мечтала быть похожей на бабку – так оно и случилось. Все говорили: «Вылитая Дуся, просто одно лицо!»

А дед улыбался: «Ну и слава богу, что лицом ты пошла в Дусю! Только вот сердце и мозги подбери, детка, мои! Дуся-то наша… Ну, ты сама понимаешь…»

Бабка была человеком прохладным – к дочери и внучке особенно. Единственным, кого она обожала без меры, был их с дедом сын, Николай. Но бабкина безумная любовь и дедовы старания оказались напрасными и не уберегли его – погиб Лелин дядька совсем молодым, лет тридцати. Загульный был, выпить любил, покуролесить. Бабник, картежник, игрок. Выпал пьяным из окна в какой-то хмельной компании.

Бабка вскоре отправилась за ним – пережить смерть любимого сына не смогла. Дед Семен остался один. Нет, не один – всегда повторял: «У меня осталась одна страсть – моя Лелька! – И грустно добавлял: – Вылитая Дусенька, девочка моя…»

Дед больше не женился, хотя «подружки» у него случались – то соседка по даче, то клиентка. Он тогда еще «сидел» на Пребраженке. Женщин своих дед семье не представлял, скрывал. Но Леля следы их пребывания обнаруживала: то халат в ванной, то бигуди. То кастрюльки с борщом и котлетами.

К деду она приезжала раз в неделю, тогда он уже не работал – глаза подводили. Вместе ходили гулять и обедать – непременно в ресторан, это был закон, непреложное правило и традиция.

В близлежащих ресторанах его знали метрдотели и официанты, уважали за щедрые чаевые и видели в нем «своего». Приветствовали бурно и радостно, чем дед очень гордился и многозначительно приподнимал пышные брови: видишь, Лелька, как меня уважают?

Внучка вздыхала, ей было смешно, но кивала.

Заказывали пышно: закуски, икра. Непременно пара бокалов шампанского. Это называлось «за встречу». После обеда шли пешком, и дед покупал ей букет цветов. «Маленькой женщине», как он говорил. Ну и, конечно, подкидывал деньжат. Это всегда было студентке не лишним.

Дед Семен уговорил ее идти в Пищевой – не в торговлю, такой участи он для нее не хотел, но «при продуктах». «Лелька, всегда будешь сытой! И люди всегда будут есть, что бы в стране ни случилось».

Она долго сопротивлялась, слишком неромантичной казалась ей эта профессия. Выпросила всего лишь факультет – технология хлеба, кондитерских и макаронных изделий.