Скорее всего, дед занимался еще кое-чем. Приезжая к нему (как правило, за деньгами), Леля видела странных людей, заходивших в будочку, – они воровато и тревожно оглядывались и плотно прикрывали за собой шаткую дверь. В руках незнакомцы держали свертки или раздутые портфели. Что там лежало – бог весть.

Часто в дедовом доме появлялись старинные вещи – украшения, которые он дарил ненаглядной жене, старинное серебро, фарфоровые вазы, потертые и тонкие ковры или лоснящиеся, словно масляные, шкурки соболя или норки.

Честно признаться, деда своего она немножко стеснялась: некрасивый, маленький, кривоногий и пучеглазый старик, который смешно картавил и цыкал золотой фиксой.

Остряк – это да. Сам над собой посмеивался: «Я из биндюжников, Лелька! Из самых простых – папаша мой был грузчиком, а мамаша прачкой. Жили мы в страшной нищете: многодетные, шумливые и вечно голодные. Все братья здоровые, я один хилый. Зато самый умный! Все в мозг! Вот тогда я и решил: буду богатым! Ну, богатым не стал, а вот зажиточным – да. И в жены взял королеву, – гордо добавлял дед. – Ну кто красивее нашей Дуси?»

Он долго кружил вокруг будущей Лелиной бабки. Дуся тоже была из простых, деревенских, – кулацкая дочь. Красоты при этом необычайной. Высокая, стройная, сероглазая, с толстой косой. Деда в упор не видела, а вот когда посадили Дусиного отца, внимание свое царское на него обратила – очень заботлив был ухажер. К тому же не из пугливых, от семьи врага народа не отвернулся. Все испугались – и по углам, а маленький и неказистый Сенька – вот он, пожалуйста! И поесть приносил: то пяток яиц, то круг колбасы, то шмат сала. Время было голодное, страшное. И платок преподнес на день рождения: красивый, шелковый, с райскими птицами.

Дуся боялась, что их с матерью вышлют. Мать была женщиной умной и дочку уговорила из села побыстрее уехать и тем самым спасти свою жизнь. Уехать с ней вместе никто не предлагал – кроме болтливого кавалера.

«Ну и уговорили меня, – смеялась бабка, – мамаша и он! Мать умолила, а он – уболтал. Языкатый был – смерть! Я все смеялась с ним, хотя на душе было горько…»

В первую брачную ночь торжественно поклялся: голодной со мной никогда не будешь, это я тебе обещаю!

И после скромной свадьбы – не до гулянок! – он Дусю свою увез. Конечно, в столицу – она об этом мечтала.

Обещание свое дед сдержал – бабка ни одного дня нигде не работала, о куске хлеба не думала, занималась домом, семьей. И всю жизнь демонстрировала, что сделала своему мужу огромное, просто колоссальное одолжение.

Дед грустно смеялся: «Дуся всю жизнь просидела на троне».

В столице все было непросто: сначала появилась комната в бараке – там и родилась первая дочь, Лелина мать. А вскоре дед выбил комнату в самой настоящей квартире – в центре, на Никольской, у ГУМа. Только спустя добрый десяток лет появилась и отдельная квартира – первый кооператив. Ловкий был дед, что говорить, но скромный, для себя ничего. Лет двадцать проходил в темном и тяжелом драповом пальто с серым каракулевым, давно пожелтевшим воротником и в таком же каракулевом вытертом «пирожке».