В палате, слава богу, было тепло. На кроватях лежали еще две «мамочки» – так теперь их называли.

Одна, рыжая и конопатая Алевтина, тут же начала ухаживать за Таней – укрывать вторым одеялом, взбивать подушку, наливать чай. Она была простой и бесхитростной – сыпала вопросами и бесконечно болтала. Родила два дня назад и сил уже набралась.

Вторая мамочка лежала, отвернувшись к стене. Тане была видна ее упругая и толстая, слегка растрепанная коса.

Казалось, женщина была ко всему безучастна.

– Переживает! – шепнула Тане Алевтина. – Третья девка, ты представляешь? А муж сказал твердо – будешь рожать до пацана! Хочет хлопца до невозможности! Говорит, девки – это вообще ерунда! Нет, как тебе? Ты представляешь? Чистый козел, ты согласна?

Таня кивнула – очень хотелось, чтобы хлопотливая Алевтина отстала. Очень хотелось спать.

Мальчика, ее сына, привезли рано утром.

Веселая медсестра положила его на подушку и радостно сказала:

– Ну, знакомьтесь, мамочка! И приступайте к делу!

Таня привстала на локте. Перед ней лежал ее сын. Крошечный, сморщенный, желто-красный и… совсем некрасивый!

Алевтина, ловко пристроивши своего младенца к груди, рассмеялась:

– Да все они такие! Как китайцы, ага! Да не волнуйся! Еще в такого красавца вырастет!

Женщина с косой, Тамара, вяло повернулась и со вздохом приложила дочку к груди. На ребенка она не смотрела.

Сухие и тонкие губы были плотно сжаты. В разговорах она не участвовала – была ко всему равнодушна.

Алевтина, нахмурившись, бросила:

– А кто-то вообще не может родить! Мечтает, а не получается! Бьется, старается, лечится. А все никак! А некоторые – она замолчала и с осуждением посмотрела на соседку, – а некоторые все про своих козлов думают! Как бы им угодить! И счастья своего не понимают! Дуры потому что. – И она в упор посмотрела на Таню, ожидая от нее поддержки.

Таня растерялась, но осторожно кивнула.

Мальчик, ее сын, и не думал просыпаться – на его крошечном личике то и дело появлялись смешные гримасы – он морщил лобик, сводил еле заметные белесые бровки, кривил ротик, собираясь заплакать.

Алевтина, видя соседкину неловкость, со вздохом отложила своего сына и подошла к Тане.

– Буди! – приказала она. – Трепли за щеку и буди! А не то унесут голодного, сама понимаешь!

Таня действительно потрепала мальчика за щеку, и он, словно обидевшись, тихо захныкал и приоткрыл рот. Алевтина ловко засунула ему Танин сосок, и мальчик – вот чудеса! – начал сначала осторожно, а потом все стремительней и сильней жадно присасываться к груди.

Таня замерла от восторга и боли. И непонятно, что было сильнее и ярче – нестерпимая боль в соске или огромная, затопляющая ее всю, непостижимая радость – она впервые кормила своего сына! Они – впервые! – были единым целым! Они впервые слились, срослись и были неразделимы друг от друга. Казалось, никакая сила не может их растащить, разъединить, разлучить.

Этот восторг, это открытие так потрясло Таню, что в ту ночь она не смогла уснуть – смотрела на часы и считала минуты до следующей встречи с сыном. До новых открытий. И нового, ни с чем не сравнимого счастья.