Птицы еще кричали и кружили, иногда били крыльями и вцеплялись в тело когтями, но уже не клевали, словно им не нравился этот звук. Прошла, наверно, еще пара мгновений, и они отлетели от меня, шум крыльев стих, осталось только это вибрирующее звучание.

Не веря в то, что мне удалось выжить, я осторожно открыл глаза. Сначала не увидел ничего, кроме крови на земле и своих руках, и лишь когда со стоном перевернулся, заметил профессора, сидящего в позе лотоса и играющего на странном инструменте, а птицы вились над нашими головами, словно черные тучи, поднимаясь все выше и выше.

Постепенно они стали исчезать, страшной черной спиралью возносясь к голубому небу с мирно горящим желтым солнцем, и скоро исчезли.

— Что это было? — прохрипел я, отдышавшись, с ужасом разглядывая окровавленные руки; щека болела, спина — в общем, все тело. И раны были настоящими дырами, уходящими глубоко в мою плоть, сейчас они заполнялись темной густой кровью, словно ямы на торфяном болоте. Мое тело пыталось себя спасти, остановить кровотечение и зарастить плоть, но я знал, что это бесполезно. Умру если не от потери крови, то от болевого шока или общего заражения.

А Сергей Сергеевич совершенно не пострадал. На нем не было ни одной раны, птицы и в этот раз нападали только на меня.

Я еще раз осмотрел свое тело, надеясь, что ошибся, но только еще больше убедился, что на мне места живого нет, новенькая одежда основательно покрылась моей кровью и множеством дыр. Боли сильной, правда, я пока не испытывал, но только потому, что в моей крови все еще кипел адреналин. Вот когда он уйдет, тогда умру. Как только я об этом подумал, из моей груди вырвался дикий вопль:

— Они же меня убили!!!

— У них это почти получилось, — согласился со мной профессор. — Выжить после нападения этих милых птиц трудно, да никто в общем-то и не выживает…

— Как мило…

Я потерял сознание.

Очнулся, только когда почувствовал воду на своем лице. Приподнял тяжелые веки, вслушиваясь в свое тяжелое, хриплое, вероятнее всего, предсмертное дыхание, и увидел профессора, сидящего рядом на сухой земле.

— Не волнуйтесь, вы не умрете, — хмуро усмехнувшись, подбодрил меня он. — От этих мелких ранок я вас вылечу, даже шрамов не останется.

— Мелких?! — прохрипел я, голос мне не подчинялся. — Вы хоть понимаете, что с этим не живут? Такие мелкие ранки называются «ранениями, несовместимыми с жизнью»!

— Ну, не стоит так переживать и все драматизировать, — снова улыбнулся профессор. — Это только начало, дальше будет еще хуже. Вот вы, юноша, спрашивали меня о том, чего тут опасного? Пожалуйста, вот вам первое, причем не самое ужасное испытание.

— То есть дальше можно не ходить, точно не выживешь? — Я попробовал встать и не смог. Боль пульсировала во всем теле, ноги были пробиты основательно, изранены они были больше всего. Разобранные мышцы мне не подчинялись. И боль горячая, жгучая во всем теле. — Что это за милые птички на меня напали? Птеродактили?

— Вряд ли, скорее их предтечи, туман их принес сюда лет пять тому назад. Им было трудно, но они сумели приспособиться и выжить. Со временем научились строить гнезда и охотиться, теперь стали реальной угрозой всему живому в этих местах. Настоящими птеродактилями их нельзя назвать, земным видам они не соответствуют по многим параметрам.