– В данном случае Амелия доминант, а Маккарти ей подчиняется.

– Мы можем это заключить, зная Маккарти, да. Все, с кем мы говорили, – соседи, босс, все говорили одно и то же. Что он был скрытный и тихий. Но злость в нем присутствовала. Он загнал ее в самую глубину, и она ждала возможности вырваться наружу.

– А объединяет их то, что оба они подверглись насилию со стороны отцов.

Уинтер замолчал еще на километр.

– К сожалению, очень многим в современном мире приходится страдать от насилия со стороны отцов. Так?

– Так.

– А значит, наверняка есть целые форумы, посвященные этой теме. Там люди могут выговориться.

– Там Маккарти и нашел Амелию. Он искал родственную душу. Как ты думаешь, когда он начал убивать? До того, как они познакомились, или после?

– Хороший вопрос, – повернулся к Мендозе Уинтер, и она снова жестами показала ему, чтобы он смотрел на дорогу. – Стиль исполнения убийств не менялся у него с самого начала. Если бы мы наблюдали какие-то вариации, их можно было бы объяснить его возросшей уверенностью, желанием оптимизировать свои действия – эти изменения происходят у большинства серийных убийц. Я же не вижу никаких признаков того, что их знакомство с Амелией произошло после того, как он начал убивать. Под ее влиянием его методы неминуемо изменились бы. Фантазии из одиночного проекта превратились бы в совместный. Значит, Амелию он знал с самого начала.

Уинтер не сводил взгляда с дорожного полотна. Километры пути оставались позади, а он все думал и думал, и мысли в его голове обгоняли одна другую.

– О чем думаешь? – спросила Мендоза.

– Ни о чем.

– Точно так же ты говорил прямо перед тем, как придумал, как нам выловить Маккарти, – заметила Мендоза, взглянув на него. – Поэтому, при всем уважении к твоему праву ничего не говорить, я бы хотела услышать про это «ни о чем».

Уинтер глубоко вздохнул.

– Ладно. Поскольку у нас не было доказательств обратного, мы предположили, что убийства Маккарти были вызваны его фантазиями. Но что, если в этом мы ошибались? Может, это были фантазии Амелии? У него были какие-то порывы, но могло быть и так, что у него не хватало воображения на то, чтобы их воплотить.

– Возможно, – кивнула Мендоза. – И что нам это дает?

– Может, что-то дает, а может, и нет, – снова вздохнул Уинтер. – Я просто предположил.

Они замолчали. За окном открывались захватывающие пейзажи севера штата Нью-Йорк. «Вопросы, вопросы, вопросы, – думал Уинтер. – Всегда есть вопросы и нет ответов».

Ответов всегда было меньше, чем нужно.

Уинтер не снимал ноги с педали газа, пока они не доехали до Нью-Йорка. Исключением стал лишь случай, когда их остановил скучающий сотрудник дорожной полиции. Он уже достал было ручку, чтобы выписать штраф, но его планам суждено было перемениться, лишь только Мендоза предъявила жетон. И уже через несколько минут они снова мчались по дороге со скоростью сто шестьдесят километров в час. Вторую остановку они сделали на заправке, чтобы перекусить.

В черте города Мендоза подсказывала, как проехать в район Куинс. Она вела Уинтера по переулкам так уверенно, словно работала в такси. Небоскребов становилось все больше и больше. Нью-Йорк – большой и занятый город, везде царят суета и шум. Чем ближе они подъезжали к тюрьме Райкерс, тем более депрессивными становились пейзажи. Даже бездомные и нищие не хотели жить в этом районе. А о приближении к Ист-ривер можно было догадаться по запаху.