– А Катерина Робертовна – тоже пенсионерка, ранее заведовала кафедрой сценического мастерства. А все мы вместе – отважная горстка уборщиков и ассенизаторов. Взяли на себя неблагодарное занятие убирать нечистоты помыслов и поступков. Нас пока мало. Остро не хватает подпитки, сочной молодой энергии. Такой, какая заключена в вас, Таня… В девушке, которую вы ошибочно назначили мне в невесты. Вы с ней не встречались? Старшекурсница. Тоже рыдала и умоляла её не трогать. Глупышка. Не жалейте плоти – вот её истинная смердящая суть, в ведре.

Женщины разошлись в углы пентаграммы. Враз воздели руки к потолку, тихо завыли, раскачиваясь.

– Хватит, не смешно, устала. Плевать я на вас хотела, слышали? Пошли к чёрту! Ненормальные, одержимые, как весь ваш новаторский бездарный театрик…

За секунду добродушное лицо Бориса Артёмовича налилось чёрной кровью. Рука, зажавшая занесённый над Таней шампур, наоборот, жутко побелела. Казалось, на костяшках вот-вот с хрустом лопнет кожа.

Женщины повскакали из своей пентаграммы, повисли со всех сторон на разъярённом Борисе Артёмовиче. Домна Ивановна навалилась тушей, зажимала рот Тане: «Молчи, разве можно? Для него театр – всё на свете, родное детище…»

Таня орала как резаная.

Таня орала как резаная. Пассажиры вокруг на всякий случай отсели подальше и смотрели только на неё. Вокзальный полицейский, прохаживаясь между пластиковыми креслами, приостановил свой променад и раздумывал: подойти ли к девушке. Делая вид, что ничего особенного не произошло, Таня принялась рыться в сумке: будто что-то искала. Руки у неё дрожали.

Но чемодан у ног полностью реабилитировал Таню в глазах пассажиров и патрульного. Едет куда-то человек, задремал, приснился кошмар – что тут такого?

Вместе с кошельком и косметичкой на пол вывалилась и раскрылась зачётка с крупно выведенной красивой «четвёркой». Отметка стояла в графе «Живая реакция на непредсказуемый поворот событий. Размывание грани между спектаклем и жизнью».

Накануне она зубрила этот предмет, но кто же знал, во что выльются практические занятия?! Зачётку ей вручили под смех и аплодисменты, когда Таня слабой рукой отталкивала от носа протянутую Домной Ивановной ватку с едким нашатырём.

Кто-то хлопнул в ладоши: «Камеры выключили! Всем спасибо!» Развязанную Таню тормошили, целовали, сердечно обнимали. Весело поздравляли с отлично выдержанным экзаменом, обещали блестящую актёрскую карьеру, шумный успех, выгодные контракты. Приветливо улыбалась светловолосая «пропавшая» старшекурсница, закалывая пушистые косы.

Борис Артёмович энергично пожимал, тряс Танину руку, даже от усердия очки с носа упали. И – «Да унесите же, наконец, это ведро с тухлой рыбой, дышать невозможно!» Катерина Робертовна добродушно ему выговаривала:

– Второй, контрольный тур был заведомо лишним, Борис Артёмович. Я вас умоляю: девочка нервная, восприимчивая, эмоциональная… Хотя поздравляю, коллега: раз от разу вы всё убедительнее.

– Дома Ивановна…

– Что, деточка? – ласково склонилась над Таней старуха.

– Вы, вообще, обращались к специалисту по поводу храпа? – прошептала и вторично потеряла сознание.