Зачерпнув пригоршню воды, Келвин напился. Вода отдавала глиной, но была очень холодной, как снег с горных вершин. Рука сразу онемела и заныла.

«Будь у меня хоть немного денег, — думал он, — хоть немного».

Раздевшись, Келвин прополоскал одежду, расстелил на берегу и принялся мыться, растираясь вместо мочалки рубашкой. Кровь дракона, запекшаяся на башмаках, не желала отмываться — и это оказалось самой трудоемкой работой. К концу Келвин окончательно посинел, а синяки и ссадины, не видные раньше из-за грязи, выступили наружу. Но по крайней мере, теперь он хоть не выглядел как будто только что вывалялся в болоте.

Надевая панталоны, Келвин оцарапал обо что-то правую руку, и обыскав карман, обнаружил единственную золотую чешуйку, первую, найденную сестрой. Келвин совсем забыл о ней. Теперь, по крайней мере, его не арестуют за бродяжничество. Удача! Крапленые карты, меченые кости…

Придется идти во Фрэнклин. Поднимаясь по откосу, он заметил сломанное растение, втоптанное в землю каким-то животным. Спайсроза. Очень редкий и ценный цветок, цветущий только в тени. Тот, кто понюхает его, впадает на несколько минут в неописуемый экстаз.

Келвин поднял бутон и вдохнул. Аромат приятный, но ничего особенного. Либо все эти истории вранье, либо на него подобные вещи не действовали. Он ведь был круглоухим и поэтому во многом отличался от остроухих, взять хотя бы его умение обращаться с растениями.

Жаль, что он не сможет возвратить к жизни погибший цветок — его сил хватит только на то, чтобы возвратить здоровье живому растению. Ну что ж, все-таки кое-чем он может помочь розе: спасти цветок и дать второе цветение для кого-нибудь еще.

Сунув розу в карман, где солнечные лучи не могли до нее добраться, Келвин возобновил подъем. Добравшись до дороги, он почувствовал себя лучше. Может спайсроза и вправду немного помогла. Хорошо бы поиграть сейчас на мандахо! По крайней мере, легче было бы идти. Увы, разбойник увез инструмент вместе с сестрой, золотом и осликом.

Над головой что-то протрещал сквирбет, сидевший на высоком дереве в дупле. Келвин поднял глаза, вспоминая, каким вкусным был тот, последний, поджаренный зверек. Джон добыла его своей пращей. Ну что ж, по крайней мере, можно полакомиться плодами оупля. Конечно, они не самые вкусные в мире, но другого ничего нет. Дотянувшись до висевшего на нижней ветке плода, Келвин ласково погладил его:

— Ты самый лучший оупль в мире. И я умираю от желания попробовать твою восхитительную мякоть. Можно сорвать тебя?

Келвин потянул, плод тут же лег в его ладонь. Как и большинство фруктовых деревьев, это тоже не могло устоять перед лестью. Келвин знал, его отец назвал бы это глупым предрассудком, и сказал бы сыну, что тот просто умеет выбирать спелые фрукты, но юноша твердо верил: именно его прикосновение, его похвала ускоряют созревание плодов, а проклятия превращает их в кислые и твердые. У матери была ты же способность, и она не колеблясь называла ее волшебством, уверяя, что в ее семье все умели обращаться с растениями. Значит круглоухие, по всей видимости, тут не причем. Но какое это имеет значение?