Когда на поле начали выезжать дружинники, Алёна встревожилась – как отнесутся? Все-таки порядки у них тут другие. К тому же десятник их оказался слишком молодым, да еще хозяином вороного жеребца, – явно птица высокого полета. Но волнения оказались напрасными. Даром что совсем молодой, но дело десятник знал, остальные его уважали и слушались, а лишнего всадника быстро взяли в свой хоровод. И алатырница с каждым кругом с облегчением ощущала, как успокаивается внутри пламя, как становится свободнее, словно с нее невидимые оковы снимали.

А в конце, когда шумно дышащих лошадей вели, десятник поравнялся с ней. Был он ладен и очень хорош собой – волосы что чеканное золото, а глаза серые, внимательные. Держался уверенно, знал и стать свою, и что девицам нравится. Однако и без лишнего нахальства, чем сразу вызывал уважение и приязнь.

– Лихо ты! – похвалил десятник. – Где ж такому научилась?

Вопроса этого она ждала и даже объяснение придумала:

– Я же в деревне росла, что там развлечений? У нас конюх был, он и воспитывал, а нянька не спорила. Она из дома почти не выходила, не видела толком, чему меня учат.

– И чьих же ты будешь, такая ловкая? И кто?

– Алёна меня зовут, князя Краснова внебрачная дочь. А ты?

– А я княжий десятник, Дмитрием звать, хочешь – Митькой. Так это, стало быть, о тебе девки гудят? – усмехнулся он.

– Может, и так, – равнодушно пожала плечами алатырница. На девок этих она вчера насмотрелась, и что они там о ней думали, ее не интересовало совсем. – А ты так-таки простой десятник? Молодой да с дорогущим жеребцом, которого никому брать не велено?

– Ну, не простой, только ты же сейчас глупости говорить начнешь… Княжич я старший, Ярослава сын. – Парень глянул искоса, с любопытством и настороженностью, ожидая, как поступит.

Алёна ответила таким же испытующим взглядом – не врет ли? Но в старшего княжича верилось куда легче, чем в простого десятника. А еще, если присмотреться, можно было заметить сходство с отцом. Не на одно лицо, но глаза точно его, да и стать, и волосы.

– Это какие такие глупости я должна говорить? – спросила она.

– Не знаю. Обычно говорят, – светло улыбнулся Дмитрий. – Как же, мол, так, не бережешь себя, надежа наша! – кривляясь, передразнил он кого-то, Алёне неизвестного.

– Ты же княжич, это твой долг – военное дело знать. А если всю жизнь в покоях прятаться, так кто уважать будет? Ярослава Владимировича за то в войске ценят, что от встречи с болотниками не бежал, а если князь трус – какая ему вера?

– Ты прямо как дядька Остап говоришь, – усмехнулся княжич и кивнул на стоящего у изгороди конюха. – А как же другие науки, если военная впереди всех?

– Ну это уж тебе виднее, – не поддалась на подначку Алёна. Еще она княжича, которого с младых ногтей к тяжелой ноше готовят, его делу учить будет! – А я говорю то, что простые люди думают.

– Не сердись, Алёна. Расскажи лучше, как тебе здесь, во дворце? Не обижают?

Алатырница поначалу держалась осторожно и отстраненно, но дружелюбие и открытость княжича подкупали, и вскоре она с удовольствием втянулась в разговор, тем более тот быстро вернулся к вещам интересным и безвредным – о лошадиных статях и умениях наездников. Тут главное было не проговориться о деде и станице. Но потом ничего, освоилась, тем более знатоком Дмитрий был отменным. Нахваливал вороного, но тут Алёна только кивала – сама она к другим лошадям привыкла, в деле таких красавцев не видела, оставалось верить хозяину. Прыгал вороной отлично, выучен был на славу и слушался хорошо, а все остальное лишь в поле узнать можно.