Гольский и Кузмичев изумленно переглянулись, не веря своим ушам. А Игунов продолжал как ни в чем не бывало:

– «Судьбы обоих народов, русского и еврейского, таинственно связаны единством. Из всех мест еврейской диаспоры Вавилоном или Египтом для евреев сейчас является, быть может, более всего Америка. Однако эта их близость не идет ни в какое сопоставление с той особенной связью, которая установилась между Россией и еврейством именно в последнюю историческую эпоху, в большевизме, хотя, конечно, и ранее его… – Игунов отпил коньяк и продолжил: – Политическая и историческая судьба Израиля обрекает его на паразитизм, который есть обратная сторона агасферизма, трагедия беспочвенности при наличии полноты жизненных сил. Плод этого агасферизма есть ассимиляция того, что неассимилируемо, нерастворимо. Еврейство не только паразитирует на чужом историческом теле за неимением собственного, но оно и привязывается к нему жизненно, его любит по-своему, хочет с ним органически соединиться, в то же время оставаясь ему чужим, нося в себе это неодолимое двойство и раздвоение. Это ассимилирование проявляется в смешанных браках и в смешении крови, при ее нерастворимости, в смешанной культуре, в государственной жизни, в прессе, литературе, искусстве. Ассимиляция дает новый источник исторической энергии еврейства. Но именно эта возможность является особенно важной и многообещающей для грядущего всеобщего спасения как самого Израиля, так, через его помошь и духовное посредство, и всего человечества».

Отпив снова глоток коньяка, Игунов повернулся наконец к Гольскому и Кузмичеву и спросил:

– Знаете, кто это все сказал? Не я, конечно. Это из книги русского богослова протоиерея Сергия Булгакова «Расизм и Христианство». Писано и опубликовано в 1942 году. Не у нас, конечно. Но знать надо! – И усмехнулся: – Еще почитать?

И поскольку Гольский и Кузмичев молчали, продолжил:

– «Жизненные силы еврейства таковы, что выдерживали, выдерживают и, конечно, выдержат испытания, и если какой-либо земной властитель думает победить непобедимое и сокрушить несокрушимое, то он собирает лишь горящие уголья на свою собственную голову, обрекает себя на неизбежное падение – в этом законе истории мы еще убедимся в наши дни, хотя неведомы времена и сроки». Ничего сказано, да? Написано, повторяю, в 42-м году, когда Гитлер решал еврейский вопрос. Впрочем, и еще раньше, пять тысяч лет назад, тоже было сказано: «Весь Израиль спасется. Дары и избрание Божие неотменны»! Что ж вы не пьете? А что касается твоего вопроса, полковник, то и про это у отца Сергия читаем: «…между Россией и еврейством заложены отношения сложные и трудные, создающие своеобразную духовную интимность, соединения притяжения с отталкиванием». Мы с вами создаем отталкивание. Где же твои милицейские строители, мать твою?

– Должны быть вот-вот. Позвонить Шумилину? – спросил Гольский.

– Ладно, не к спеху… – сказал Игунов и требовательно поднял над головой бокал, требуя дополнительной порции коньяка.

Гольский, переглянувшись с Кузмичевым, налил ему чуть-чуть.