– И что же?

Теперь уж Франц точно ничего не понимал.

– Любить Бога, – пояснил Альберт, – значит действовать в Его интересах. Если ты любишь Бога – мало сидеть за монастырскими стенами и петь «Аве, Мария». За дело Бога нужно сражаться!

Ну, это Франц как раз хорошо понимал. Всякий рыцарь сражается за дело Бога. Разве не за дело Бога сражались крестоносцы в Святой земле? Разве не за дело Бога сражаются рыцари по сей день с неверными? В этом утверждении Франц сразу понял брата.

– И как ты собираешься сражаться? – недоверчиво спросил он брата. Франц все еще не мог отделаться от привычного представления об Альберте как о человеке, предназначенном для духовных дел…

– Я отправляюсь вместе с тобой, – торжественно сообщил Альберт. – Вот зачем я тебя догонял. У тебя есть деньги, есть лошадь, а у меня ничего этого нет, ведь мне пришлось бежать из дома без всего необходимого. Один я не доберусь.

– Но куда ты направляешься? – все еще не понимал Франц, хотя главное уже понял: всем, что он взял в дорогу, теперь придется делиться с братом. А хватит ли на двоих?

– Какая разница? – усмехнулся Альберт, откинувшись на высокую спинку деревянного стула и отхлебывая темное пиво, только что услужливо принесенное слугой:

– Ты ведь едешь в Любек? Ну, вот и хорошо. Любек – большой порт и ничем не хуже любого другого места. А неверных на наш век хватит, так что найдем, куда наняться воевать с ними.

Франц хотел было сказать, что война с неверными не слишком его привлекает. Нет, не то чтобы он не хотел сразиться с мусульманами, раз уж так повелось из века в век по всей Европе – затачивать острые мечи об исламские шеи. Почему нет? Но куда больше Франца привлекала перспектива оказаться в Новой Индии за океаном и там разбогатеть. Лишь бы застать в порту Любек испанский корабль, на котором можно добраться в заманчивый Новый Свет…

Поскольку отделаться от Альберта не удалось, братья дальше двинулись вместе. Правда, уже в Траунройте пришлось продать на базаре Альфу. Без денег нечего было и думать о том, чтобы добраться вдвоем до Любека – дорога обещала быть долгой.

Продавать такую отличную и красивую лошадь было безумно жалко – до слез. Когда братья вышли в утренний час на базарную площадь Траунройта, Франц так судорожно цеплялся рукой за поводок Альфы, что Альберт поднял его на смех.

– Решил стать рыцарем, – сказал он. – А сам чуть не плачешь при расставании с кобылой. Такие ли испытания предстоит тебе перенести стойко и мужественно? Не-ет, мой друг, ты еще вспомнишь, как плакал при расставании с какой-то лошадью.

Продавать Альфу не хотелось еще и по той причине, что дворянину положено наниматься на службу с собственным конем: в этом его отличие от простолюдина. Пусть ты молодой, пусть небогатый, пусть ты нанимаешься на простую службу, но если ты на своем коне, то ты баронский сын и претендуешь на звание рыцаря. А если ты пришел пешком, то и смотреть на тебя будут, как на сына ремесленника или крестьянина, будь у тебя хоть ворох дворянских грамот за пазухой.

Утешало лишь то, что в Любеке все равно предстояло продать лошадь: не грузить же Альфу на корабль, идущий в Индию…