Муры остервенело палили из стволов, не давая выплыть из-под остатка хвостовой части. Пули жужжали, выбивая искры из металла, и со злобным «Бульк» входили в воду то справа, то слева от головы пловца. Кто-то начал со стены лупить из «Джигита», заметно убавив мурам прыти и охоты стрелять. Оттолкнувшись посильнее ногами от борта вертолёта, Прапор, гребя одной рукой, второй придерживая раненого Трёху, подплыл к берегу и ухватился за скинутый конец верёвки. Выпрыгнуть из воды на полтора метра даже без ноши Прапор не мог, хотя, подобные умельцы в этом мире встречались. Тавгаю такой трюк тоже был не по зубам, и ребят из канала вытянули подоспевшие на броне бойцы. Стрелок на стене умолк, но, спустя секунд пять-семь, возобновил прикрытие операции, не давая мурам и носу высунуть из-за камней. Так же стреляли и с более мелкого калибра, отчётливо раздавались одиночные хлопки снайперских винтовок. Обстрел со стороны Эмберцев прекратился полностью. Ночные снайперы — это всегда жутко. Неадекватные, обколотые спеком наркоманы — «бесстрашные муры», видимо, уже закончились, а те, кто остались, не имели желания по-глупому подставляться под пули.
— Во, лупит! — смахнув воду с лица, проорал Тавгай, стараясь перекричать шум мотора и стрельбы. БТР нёсся на всех парах к воротам города. Крутым фейерверком оказался бы в мирное время суматошный обстрел с обеих сторон.
— Чей участок?! — спросил раненый боец из стрелкового расчёта.
— Лешего молодняк зверствует! — криво усмехнувшись, ответил Тавгай. — Его участок! А с «Джигита» — дед, из крайних свежаков который.
— Хрена се!!! — удивлённо воскликнул раненый, вздёрнув брови. — Где он таких ток находит?! У нас — что не свежак, то — фигня голимая, сто пудово, редко дельные попадаются, а у батьки нашего в кого ни тыкни — самородок. Хм… — это он уже пробурчал себе под нос с задумчивым видом, но Тавгай прекрасно расслышал и сказанное ему не понравилось.
Он давно хотел попроситься в отряд Лешего, но всё как-то не решался, переживал, что такие, как он, Лешему не ко двору, и сильно расстроился, когда вернувшись с очередного задания, узнал об уходе Мухи и Тороса. С этими бойцами он был дружен, и с их уходом из подразделения Тавгай, не очень-то общительный, с постоянным волчьим взглядом, вовсе ушёл в себя, превратившись в почти киборга с единственной эмоцией — яростью. Слушалась эта машина смерти и досконально выполняла все приказы только Прапора, которого Тавгай чтил на втором месте после БАТЬКИ.
БТР с грохотом перелетел через подвесной мост, промчался сквозь тоннель, остановился в колодце, за двойными стенами. Бойцы поспешно выбирались из транспорта, вытаскивали раненых. Подоспели свежаки, приставленные к Батону медбратьями, унесли новых пациентов, а все, способные держать оружие в руках, рванули на стены. Бой продолжался…
На границе черноты, недалеко от острова.
— Ну и зануда высокомерная эта Катенька, — жаловался Микроб Разбою во время прочёсывания небольшой деревеньки, расположенной посреди леса, у границы чёрного кластера.
— Ты, наверно, забыл, что она — Высшая и гораздо старше Умника? По идее, Катенька должна была взять его под опеку, как младшего, или вызвать на бой, но она просто признала его первенство, хоть, и не сказала об этом семье, но слушается Умника во всём, а это уже о многом говорит.