Андрей, сидевший на брыкающемся теле, понимал, что Коле страшно, слышал слабую дрожь в его голосе, но скрытую так хорошо, что её мог уловить только Андрей. И в этот момент тихими волнами, мимо тревоги и страха, из глубин груди поднялось уважение к его amigo, к его compadre, к его camarada. Андрей тогда пропитался ещё большим уважением к Коле, граничащим с восхищением.

– Девушки, – обратился он к официанткам, – подойдите, пожалуйста, к столу, чтобы вы смогли взглянуть хамам в глаза.

Последовав словам Коли, официантки подошли к столу. Андрей насчитал шесть, ещё одна робко выглядывала из-за дверцы туалета – та, в чьё запястье вонзился осколок стекла от разбитого стакана. Коля, всё ещё держа одного из членов клуба «Борода и Хамство», заставил каждого попросить прощения у каждой. Все официантки поголовно приняли извинения, промолчал лишь управляющий. Когда подошла очередь джентльмена, лежащего на полу, Андрей схватил его волосы и поднял голову – в итоге джентльмен извинился перед всеми в такой позе, кряхтя от боли и завывая от страха. Андрей улыбался.

– Теперь счёт. Ты, – Коля обратился к самому толстому. – Ты заплатишь за всех. Доставай бумажник и оплачивай. Сколько они вам должны?

– Вместе со стаканами выходит четыре тысячи, – сказал управляющий.

– Плати четыре пятьсот.

– Почему пятьсот? – возмутился толстый. – Сказали же четыр…

– Это за моральный ущерб. Плати живее или сломаю ему руку! – Коля перевёл вес тела на чужую руку, продвинул её дальше и остановился только тогда, когда визг показался очень жалобным, а до перелома оставались миллиметры. – Четыре пятьсот. Вот ему, – он махнул головой в сторону управляющего.

Толстый дрожащими руками вытащил несколько купюр, Андрей увидел, как другие достали свои деньги и отдали ему. Куда ж подевалась их смелость? Почему теперь они выглядели пусть и большими, но всё же щенками – испуганными и загнанными в угол? Потому что шакалы. Таких в обществе – пруд пруди.

Когда управляющий взял день и поблагодарил их (ты б ещё им руки поцеловал!), глаза каждого устремились на Колю. Он медлить не стал. Отпустил своего заложника, но лишь на секунду – в следующую он обвил рукой шею, зажал локтём голову и, держа его таким образом, отошёл вместе с ним от стола. Конечно, в ином случае из такого захвата можно было бы вырваться, но рука бородача слишком ослабла для подобного. Он не вырвется. Ему оставалось лишь смотреть в пол, надеяться, что рука не согнётся ещё сильнее, перекрыв дыхательные пути, и ждать.

– Теперь вы впятером встаёте и в колонну по одному выходите на улицу, друг за дружкой. Никаких резких движений. Аккуратненько, как утята за мамой.

Охренеть, Колян, им по тридцать лет, а ты с ними так разговариваешь!

Андрей не смог скрыть улыбку.

– А если вы их не отпустите и мы…

– Мы их отпустим, как только вы выйдите за порог – это единственный хороший вариант. Есть, конечно, ещё и другой, но тогда вам придётся скидываться на лечение вашим друзьям. Давайте, pendehos, ноги в руки и вперёд! Кыш отсюда!

Клуб «Борода и Хамство» послушно встал и, злобно смотря на высокого юношу с золотистыми волосами, направился к выходу. Медленно. Они перешёптывались. Каждый испепелял взглядом лицо Николая Сниткина. Тревога теперь не щекотала рёбра, а проводила по ним когтями.