Вера посмотрела на меня.

– Вам трудно понять эмоции, которые я испытала, слушая рассказ Шпица, а тот все не мог остановиться, говорил и говорил. «Ваш папенька, дорогая, купил себе свободную старость у самовара с вареньицем, заложив своих друзей». Я не выдержала и парировала: «А вы сами-то как поступили? Мигом фамилию «Мамаев» в милиции назвали. Мои родители были самые лучшие люди на свете! Между прочим, благодаря папе и маме сохранились многие культурные ценности. Куда малограмотные рабочие отправили бы картины, книги и мебель из квартир одиноких покойников? Да на помойку!» Антиквара от моих слов прямо передернуло. «Экая вы колючая! Но ведь не в музей Михаил Ильич ценности сдавал, а себе оставлял. Дочке вот ожерелье подарил, не поместил его в какую-нибудь экспозицию на всеобщее обозрение. Однако вы храбрая! Открыто носили вещь баснословной стоимости. Странно, что папенька ваш не побоялся такую ценность на девичью шейку повесить – она же свидетельство его воровства».

Вера схватила чашку и разом осушила ее.

– Представляете наглость Шпица? Сам по уши в грязи, а моих родителей пачкает!

– Значит, картины, которые ваша мать просила перенести из дома в здание у церкви, тоже из коллекции Розенберга? – спросила я. – Их взяли в квартире покойного генерала?

Вера прищурилась.

– Понятия не имею. Ох, простите!

Хозяйка, резко побледнев, вскочила и выбежала в коридор. Через секунду до моего слуха донеслись булькающие звуки. Похоже, Веру тошнило в туалете. Минут через пять она опять появилась передо мной, ее лицо было бледным до синевы.

– Вам плохо? – насторожилась я.

– Вчера так захотелось суши, – призналась Вера, – прямо до дрожи. Заказала на дом набор, и, похоже, рыба оказалась несвежей. Выворачивало наизнанку всю ночь и все утро. И вот опять.

– Нельзя есть японские блюда, которые доставляют на дом, – посоветовала я. – Если уж очень хочется, лучше самой в хороший ресторан заехать. Вы к врачу обращались?

– Нет, сама справилась, – махнула рукой Вера Михайловна. – Ерунда, уже нормально себя чувствую. Не знаю, куда делась живопись из коллекции.

Меня охватило неприличное любопытство.

– Вы не поехали после беседы со Шпицем в ту деревню? Я бы не удержалась.

Хозяйка ответила не сразу.

– Скаталась туда. На месте села шло строительство коттеджного поселка, ни одна изба не сохранилась. Приходской дом тоже снесли. Куда подевались картины? Думаю, папа отдал все, что имел, за свою свободу, осталось лишь мое колье. Оно чудом уцелело, а потом денег, вырученных от продажи ожерелья, хватило, чтобы Владимир заплатил все свои долги. Я тогда, наивная, взяла с мужа обещание, что он больше никогда не посетит тараканьи бега, приказала выбросить насекомых. Супруг вроде послушался, начал работать в нашей риелторской фирме, стал проявлять несвойственную ему активность. А примерно через полгода после продажи ожерелья заболела Ангелина Сергеевна, понадобились деньги на ее лечение.

Вера оперлась ладонями о стол.

– Свекрови поставили диагноз, который даже вслух страшно произнести. Речь о том, что она выздоровеет, не шла. Другая проблема возникла: как продлить ей жизнь? Хоть на год. Владимир впал в истерику, а Лина держалась, но было понятно: она бодрится ради сына. И вдруг! Нашлось лекарство, уколы. Новейшее средство. В России не продается, но есть в Америке. Володя снова передо мной на колени упал: «Верочка, спаси маму! Давай продадим фирму!» Но я-то понимала: если сейчас распрощаюсь с агентством, никогда новое не организую. Где средства потом взять? И конкуренция на рынке огромная. Когда я риелторством занялась, не было еще такого количества контор. Свекровь получит ампулы, но неизвестно, помогут ли они ей. А я лишусь всего, и до конца жизни мне придется на чужого дядю за маленькие деньги пахать и постоянно бояться, что выгонят. «Дом твоей мечты» создавался на средства, вырученные от продажи моей личной однушки. И то, что бизнес не умер, поднялся, исключительно моя заслуга. А теперь лишиться всего, чтобы Ангелине инъекции купить?! А если они не подействуют? У меня ведь еще есть ребенок, я должна обеспечить Валерию. Володя-то о материальном благополучии дочери не заботился…